ДЫРКА В ГАЗЕТЕ, ИЛИ У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ… 1959 год
В один из поздних осенних вечеров я возвращался городской электричкой из отдаленной части Западного Берлина к себе домой. Несмотря на усталость и наваливающуюся дремоту (следствие напряженного дня), настроение у меня было приподнятое. Встреча с одним из моих знакомых в Западном Берлине (мы их называли оперативными контактами) прошла успешно. Я получил наверняка представляющую для Центра интересную информацию и, закрыв глаза и подремывая, прокручивал в голове детали беседы, выделяя еще раз наиболее важные, которые завтра перенесу на бумагу для доклада начальству.
На душе у меня было спокойно. Проверка по заранее подобранному маршруту возможное наружное наблюдение не выявила. Я был «чист» и также уверен, что и мой контакт пришел на встречу без «хвоста». Мы уже договорились с ним заранее, что наши «свидания» лучше всего проводить без огласки среди своего окружения и знакомых. Мало ли что они могут подумать. Лучше обойтись без лишних неприятностей, так будет спокойней и ему и мне. Он принял с пониманием эти правила игры, и последние несколько встреч проходили как бы конспиративно. Этот человек еще не был привлечен к сотрудничеству с нами на агентурной основе. Мы пока не видели в этом необходимости, да и вряд ли нужно было в будущем переходить на более строгие отношения с ним.
Временами я на очередной остановке открывал глаза, фиксируя название станций. По мере приближения к Восточному Берлину людей в вагоне становилось все меньше. Вдруг я как бы почувствовал на себе чей-то взгляд. Сидевший на отдалении прямо передо мной человек читал газету, развернув ее пред собой и скрыв тем самым весь свой облик. Но что это?! В газете на уровне головы через сделанное небольшого диаметра круглое отверстие я увидел самый настоящий человеческий глаз. Все во мне обмерло. Нет, я не то чтобы испугался. Хотя холодок и пробежал по моей спине. Даже если за мной велось наблюдение и я его не заметил, при мне не было никаких компрометирующих нашу встречу документов, кроме дипломатического паспорта, небольшой суммы денег, записной книжки, из которой противник в случае моего задержания не сможет выявить ничего неприятного для меня и Службы. Но где я допустил промашку? Жаль было терять только что наладившийся интересный оперативный контакт. Ну и, разумеется, был бы неприятный разговор с начальством за этот промах в работе. Неужели мой знакомый привел за собой «хвост»? А может быть, он сам был в разработке у противника? И им заинтересовалось Ведомство по охране конституции?
[20]А глаз продолжал бесстрастно сверлить меня. «Вот гад, — думал я. — Небось, уверен, что я его не вижу. Сволочь! Ничего. Все-таки я тебя сам выявил».
Я широко зевнул и, сделав равнодушное лицо, стал смотреть на мелькавшие за окнами яркие огни города. Медленно повернул голову в сторону окон на противоположной стене вагона, боковым зрением зафиксировав по-прежнему наблюдавший за мной глаз. Следующая станция — моя. Я медленно приподнялся с места, подошел к двери выхода, ожидая, когда она откроется. Вышел на перрон и направился в сторону вокзала. Слегка повернул голову к уже отходящему поезду. За моей спиной, широко улыбаясь и скорчив уморительную рожу, стоял мой коллега и добрый товарищ Володька Ю., мастер розыгрышей, великолепнейший рассказчик, выдумщик всяких смешных и остроумных историй, весельчак и беззлобный насмешник. Кстати, все это ему не мешало, а только способствовало и успешной работе, и быстрому продвижению по службе. «Ну что, старик, здорово я тебя разыграл? — сказал он, хлопнув меня по плечу. — А ты, я это почувствовал, тоже увидел, что за тобой наблюдают, а не испугался, вел себя естественно. Молодец!»
Посмеялись оба, но я честно сказал ему, что так и не догадался, что меня кто-то разыгрывает. И было не очень-то приятно видеть чей-то глаз через отверстие в газете. Да и страх хоть и небольшой, а был. Затем мы «запили» этот вопрос парой кружек пива в вокзальном ресторанчике и дружно пошагали домой. Все же договорились об этой шутке никому не рассказывать.
Ей-богу, рассказываю об этом комичном и в то же время заставившем меня изрядно переволноваться эпизоде впервые.
«НА ЭТИХ КОЗЛАХ-ТОПЧАНЕ ОНИ ХОТЕЛИ ЗАПОРОТЬ МЕНЯ НАСМЕРТЬ». 1959 год
26 марта 2008 года. 10:30 утра. Не помню, по какому каналу шла передача. На экране телевизора появилось знакомое лицо. Летчик-истребитель Девятаев Михаил Петрович. Звание Героя Советского Союза он получил лишь после войны, в 1957 году, хотя до того самого страшного в его жизни дня лета 1944 года, когда он раненым, потеряв сознание, попал к немцам в плен, успел в воздушных боях лично сбить девять самолетов противника и совершить 180 боевых вылетов. Могучий организм выдержал. Он выжил…
Телекамера показывает то место, где в начале 1945 года на еще занятой немцами территории находился аэродром, с которого безымянный заключенный, обозначенный лагерным номером, сумел поднять в воздух тяжелый бомбардировщик Не-111 («хейнкель») и улететь к своим, прихватив еще девять беглецов — собратьев по плену. Посланный вдогонку «мессершмитт» все же настиг Не-111, обстреляв бомбардировщик за те оставшиеся доли секунды до исчезновения самолета в спасительной облачности. Немецкий летчик был уверен, что, судя по трассам снарядов и пуль, его очереди попали в цель и самолет должен был после удачной атаки рухнуть в море. Так он и доложил по возвращении на аэродром.
Вездесущим журналистам удалось разыскать немецкого пилота. Гюнтер Хоман…
Незадолго до этой телепередачи оба пилота встретились в Германии, в Панемюнде. Два бывших врага обнялись и по традиции бывших фронтовиков выпили за эту счастливую для обоих встречу. Было за что. Оба остались живы после страшной войны…
В памяти всплыл тот далекий день, когда судьба подарила мне встречу с этим знаменитым героем Великой Отечественной…
Посол М.Г. Первухин поручил мне сопровождать Михаила Петровича во время его несколькодневного пребывания в ГДР. Он — гость Общества германо-советской дружбы (ОГСД). Программа обширна. Здесь и встреча с коллективом одного из заводов, посещение немецкой воинской части, еще целый ряд мероприятий. Неожиданно Михаил Петрович просит организовать поездку в музей бывшего концентрационного лагеря в Заксенхаузене. Это недалеко от Берлина. Именно в этот лагерь его привезли после побега из концлагеря на территории Польши. Поймавшие беглецов охранники зверски избили его, а напарника до смерти порвали овчарки. Едем. На Михаиле Петровиче скромного темно-синего цвета форменный морской китель. На груди только одна награда — Золотая Звезда Героя. Такая же форменная капитанская морская фуражка, но с эмблемой речника. Девятаев — первый капитан первого в Советском Союзе пассажирского судна на подводных крыльях будущей серии «Ракета». Говорит, что чувствует себя за штурвалом этого сверхбыстроходного судна, как когда-то за штурвалом самолета. Осматриваем музей. Девятаев просит показать ему то помещение, где пытали и били провинившихся заключенных. Небольшая комната. Посередине — высокий толстый деревянный столб с двумя крюками наверху. У стен два из толстых досок, отшлифованных телами несчастных, козла-топчана. Над одним из этих низких топчанов, высота которых рассчитана на более сильный удар бича, расположены вдоль стены темного цвета кожаные бичи. Девятаев просит сопровождавшую нас смотрительницу музея оставить нас вдвоем. Молодая женщина с двумя значками на груди — члена СЕПГ и ОГСД, изобразив вежливую улыбку, выходит из этой страшной комнаты.
