Спустя годы, сам будучи руководителем разных коллективов, Жаров всегда с благодарностью вспоминал своего первого учителя и наставника, легендарного среди дипломатов-германистов Александра Богомолова.
КИТАЙСКИЕ ДЕТИ, ИЛИ ПРОНИКНОВЕНИЕ В ЧУЖУЮ СРЕДУ. 1960 год
Берлин. Заснеженный вечер перед Рождеством. Тихо. Город почти замер. Лихорадочный темп рождественских покупок затихает. Через несколько часов божественная благодать опустится на затихшие дома, в окнах которых уже давно горят рождественские лампочки-свечи. Красиво. Мы не отмечаем Рождество, но нам очень нравится этот праздник. Он по-особенному торжествен. Жаль, что у нас в Москве не принято радоваться этому Божьему величию. Мне кажется, именно в эти дни очищается человеческая душа. Подобные ощущения возникают, наверное, почти у каждого человека, христианина или неверующего, кто в эти дни очутился в том регионе планеты, где именно Рождество — главное и самое торжественное событие в жизни христианского мира. Эти чувства возникают и усиливаются еще и под воздействием всех видов массовой информации, особенно телевидения. Задолго до Рождества этому событию уделяется особое внимание. У людей возникает праздничное настроение. Все что-то покупают, тщательно и с любовью выбирают подарки, особенно детям. Почта в предрождественские дни не справляется с работой. Все поздравляют друг друга, стремятся сделать близким приятное. По мере приближения к Рождеству все теле- и радиопрограммы заполнены рождественской тематикой…
Скоро наступит Рождественская ночь…
Мы с женой медленно движемся вдоль Тресковаллее в сторону посольства Китайской Народной Республики. Это параллельно той части Карлсхорста, где расположен ряд советских учреждений и жилые дома советского посольства и торгпредства…
На улице редкие прохожие. Недалеко от китайского посольства промтоварный магазин с большим отделом детских вещей и игрушек. Рядом со входом огромная ярко освещенная витрина, за чистым и прозрачным стеклом которой в разных позах застыли диковинные игрушки. Игрушечный рай притягивает не только детей, но и взрослых. Мы направляемся к давно известной нам витрине. Две детские спинки в курточках-анораках. Вязаные яркие зимние шапки-колпачки. Дети столбиками застыли у яркого от электрического света стекла. Совсем рядом от рассматривающих витрину детей стоит тепло одетый в плотную зимнюю шинель и русского покроя шапку-ушанку немецкий полицейский. Наверное, здесь его рождественский пост, а может быть, он из охраны у китайского посольства, находящегося недалеко от магазина. Скоро магазин закроется. Подходим ближе. Уже четко видно раскрасневшееся от легкого мороза лицо полицейского. Он смотрит в сторону о чем-то живо разговаривающих детей. Останавливаемся за маленькими детскими спинками. Наверное, им не больше пяти или шести лет. Это здешние, берлинские детки. Они щебечут что-то веселое на берлинском диалекте. Но что это? Почему на лице полицейского четко выраженное удивление, граничащее с нескрываемым изумлением? Чем так поразили его веселящиеся ребятишки? Хлопает магазинная дверь и сразу же раздается непонятный гортанный звук женского голоса. Мы поворачиваем головы. К витрине спешит молодая китаянка. Дети бросаются к ней. Это ее дети! Китайские ребятишки! Полицейский при исполнении. Он делает серьезное и невозмутимое лицо и медленно направляется в сторону китайского посольства. Теперь не слышно веселого щебетания на берлинском диалекте, дети по-китайски разговаривают с женщиной. Через несколько минут они входят в здание посольства.
Я не удержался и подошел к полицейскому. Действительно, он нес охрану посольства. Молодой парень, берлинец. Он сказал, что даже представить себе не мог, чтобы китайские дети так говорили по-немецки да еще виртуозно владели берлинским диалектом. Я запомнил слова полицейского: «Если бы я не видел их лица, никогда бы не поверил, что разговаривают китайские дети. Я сам берлинец и по слуху их воспринимал как маленьких берлинцев».
Позже я выяснил, что все сотрудники китайского посольства отдают своих детей в детские учреждения демократического Берлина с трех-четырех лет.
ШАРОМ ПОКАТИ… 1960 год
Начало 60-х. Посол Первухин поручил мне сопровождать в поездках по Берлину своего старого друга, приехавшего из Москвы в качестве гостя посла. Им оказался высокий пожилой человек (назовем его Стариком, так как фамилию его я не запомнил) с добрым улыбчивым лицом и на удивление пытливым и острым взглядом. В руках — палочка, на которую он опирался, припадая на одну ногу. Когда он садился в машину, тут же пояснил — протез. Больше он ничего о себе не рассказывал. Как выяснилось после его отъезда (рассказывал сам посол Первухин), они дружны еще со времен Гражданской войны. Он был намного старше Михаила Георгиевича. Оба — старые члены партии. В 1941 году друг посла работал комендантом здания ЦК ВКП(б) (кстати, тогда весь аппарат ЦК — от технических работников до генерального — составлял 1800 человек, то есть намного меньше аппарата ЦК КПСС), и история, случившаяся с этим симпатичнейшим стариком, имеет прямое отношение к его работе…
Начало марта 1942 года. Немцев к этому времени отогнали от Москвы на несколько сот километров. Столица была надежно прикрыта с воздуха мощной ПВО, и ни одна попытка немцев пробиться к Москве не увенчивалась успехом.
Стоял солнечный, еще морозный день. Москва в те времена была тихой. Городской транспорт работал не в полную мощь. Автомашин было мало. Неожиданно Старая площадь содрогнулась от мощного взрыва, чему предшествовал, и довольно долго по времени, уже известный москвичам свист падающей с большой высоты авиационной бомбы. Но ведь уже несколько месяцев немцы не бомбили Москву, что случилось? Как над городом мог оказаться вражеский самолет? Мощным взрывом бомбы был обрушен угол здания ЦК. Бомба попала в самый угол старинной постройки дома. И практически вся взрывная волна была поглощена открытым пространством и больших разрушений в этой части здания не произвела. К счастью, это произошло во время обеденного перерыва. Почти все сотрудники были в столовой вне основного здания, а высокое начальство разъехалось на обед. В той части здания, куда попала бомба, находился только один человек — комендант. Рухнувшей балкой ему перебило ноги. Одну удалось спасти, вторую пришлось ампутировать. Позже выяснилось, что в тот день незамеченный системой ПВО немецкий дальний бомбардировщик «Фокке-Вульф-200» на большой высоте неожиданно появился над Москвой. Поднятым истребителям удалось догнать немецкий самолет, но на слишком большой высоте у наших истребителей отказало оружие и немец ушел безнаказанно. Такая вот история. Старик еще долгие годы продолжал работать комендантом. Это была тяжелая и ответственная работа — он ведал всеми техническими вопросами. Его хорошо знал сам Сталин.
По поручению посла я несколько раз выезжал с его гостем в город. Он удивил меня своей скромностью и отношением к заграничному «барахлу» — почти никакого интереса. Он восторгался только великолепными немецкими детскими игрушками (купил несколько для своих внуков). Неожиданно меня вызвал посол и поручил вывезти гостя в Западный Берлин. Старик никогда не сталкивался с западным миром и хотел сам убедиться в его порочности и силе воздействия буржуазной пропагандистской рекламы западного образа жизни. В «помощь» нам Михаил Георгиевич выделил еще одного сопровождающего — первого секретаря Петра Петровича Сорокина, прибывшего несколько месяцев назад в Берлин после окончания Высшей дипломатической школы МИД. До этого Сорокин был секретарем парткома одного крупного завода в Москве. Я вел машину, рядом сидел гость. Сорокин разместился сзади и по ходу моего рассказа о Западном Берлине в историческом плане никак меня не комментировал. Но, когда я стал приводить цифры и некоторые аргументы по поводу быстрого экономического роста этой западной части Берлина, о настроениях населения, в частности рабочего класса, о повышающемся благосостоянии, Сорокин попытался меня слегка поправить. Старик сразу же встал на мою сторону, мол, не надо ему цитировать газету «Правда», все гораздо сложнее, мы имеем дело с опытным идеологическим противником, он, Старик, не разделяет позицию германской социал-демократии, других буржуазных партий, так как они враги коммунизма, но нельзя не считаться и с некоторыми достижениями Запада и более высоким уровнем жизни, чем у нас. При этом он показал рукой на дома так называемого жилого социального фонда, где проживали в основном рабочие западноберлинского филиала концерна «Сименс». Далее гость поинтересовался снабжением Западного Берлина, продуктами питания, предметами первой необходимости, всеми теми товарами, которые необходимы человеку. Мы ему пояснили, что с этим здесь все в порядке. Подавляющая часть продукции производится в городе. Много поступает товаров из ФРГ. Частично из ГДР, а овощи — в основном из фермерских хозяйств Западного Берлина, коих в городе более 140. По ходу движения машины гость видел множество мелких магазинчиков, кафе, закусочных. Небольшие витрины этих заведений демонстрировали свои товары.