ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ЧУЙКОВ. 1951 год
Это случилось в марте 1951 года. Капитан Валерий Тихонов, порученец Чуйкова, разыскал меня и объявил: «Товарищ ефрейтор (шутя, он часто так ко мне обращался), в данный момент с тобой хочет срочно поговорить генерал армии Чуйков». Я узнал, что Чуйков едет в 14 часов во Франкфурт-на-Одере с целью посетить одну из советских воинских частей. И я должен его сопровождать на тот случай, если там окажется кто-нибудь из окружных руководителей СЕПГ.
Ровно в 14 часов светло-серый ЗИМ Чуйкова тронулся в путь. Василий Иванович всегда садился на переднее сидение справа от водителя. Во время поездки он никогда не разговаривал с ним. Он устанавливал скорость машины молча ладонью левой руки, согнув пальцы, почти так, как это делает папа римский, благословляя свою паству. Когда он хотел, чтобы шофер прибавил скорость, он быстро вытягивал левую руку по направлению движения, и машина немедленно реагировала на это. Водитель прекрасно владел этим языком глухонемых и ни разу не истолковал неверно жесты генерала. Я могу судить об этом, потому что как-никак за два с половиной года проделал с Чуйковым в этой машине путь в несколько тысяч километров.
Недалеко от городка Зеелов наша машина догнала черный «бьюик» с западноберлинскими номерами. Мы попробовали обогнать эту машину, но ее водитель не захотел уступать нам дорогу. Звуковые и световые сигналы нам также не помогли. Тогда Чуйков сделал резкое движение левой рукой, которое означало, что нужно тотчас же обогнать западноберлинскую машину. Чуйков приоткрыл окно со своей стороны, достал из кобуры пистолет ТТ, высунулся правым плечом из окна и, когда увидел перед собой лицо водителя, несколько раз сильно ударил рукояткой пистолета по дверце этой машины. «Бьюик» моментально остановился. Перепуганный водитель, бедный малый, не мог знать, что его обогнал советский генерал Чуйков, чьи солдаты и офицеры в мае 1945 года взяли Берлин.
Наш автомобиль остановился неподалеку от Зеелова. Чуйков вышел из машины и направился на поле. Там он стал рвать полевые цветы и наконец остановился перед большим валуном. Генерал поцеловал камень, встав на колени, и положил рядом с ним свой букет. Его глаза были влажными. «В апреле 1945 года я предлагал обойти эти Зееловские высоты с юга, но меня предостерегли от этого мои друзья, заявив, что мне нужно отказаться от своего плана и вместо этого выполнять имеющийся приказ. Ну и что? Я выполнил приказ. Но более тридцати тысяч моих солдат и офицеров полегли здесь».
Он встал и взволнованный пошел к машине. Едва захлопнув дверцу машины, он приказал шоферу: «Назад в Бюнсдорф».
Поездка в воинскую часть не состоялась.
ЖИЗНЕННО ВАЖНАЯ ПОМОЩЬ. 1951 год
В середине октября из Москвы позвонила моя теща. Она сообщила, что у моей жены Нины после рождения нашего первенца начались тяжелые осложнения и я должен как можно быстрее ехать в Москву. Я пообещал ей это. Но в кассах Аэрофлота на три следующих дня не было билетов. Я чувствовал горькое разочарование, мое положение казалось безвыходным.
На следующий день я поведал Василию Ивановичу Чуйкову о своих заботах. Чуйков сразу же сказал: «Тогда бери мой самолет и завтра же лети в Москву». Вечером он передал мне через своего помощника, что со мной еще полетит один генерал службы тыла. Мы познакомились с ним только во время полета. Я рассказал генералу, почему я возвращаюсь в Москву. Через четыре часа мы приземлились на маленьком военном аэродроме Астафьево недалеко от Москвы. На летном поле лежал глубокий снег. Лестницы со ступеньками не было. Мы просто спрыгнули вниз. Затем мы «поплыли» свободным стилем по снегу, пока почти через пятьдесят метров не добрались до деревянного барака. Я тащил с собой маленький чемоданчик. У генерала не было никакого багажа, и он добрался до барака раньше меня. Когда я наконец-то подумал, что догнал его, я услышал шум отъезжающего автомобиля. Товарищ генерал уехал!
Я добрался до клиники только поздно вечером. Моя жена, на первый взгляд, выглядела хорошо и радостно мне улыбалась. Медицинская сестра протянула мне рыжеволосого ребенка. После его рождения мы оба договорились, что назовем мальчика Никитой в честь хирурга Никиты Ивановича Махова, который в 1945 году спас мне жизнь, сделав шесть тяжелейших операций. Потом Нина рассказала мне, что случилось: сперва у нее парализовало левую сторону. Через десять дней паралич прошел, но перестал видеть правый глаз. Врачи сказали, что тромб закупорил сосуд, снабжающий кровью зрительный нерв. Я попытался успокоить жену. Она должна была знать, что я никогда не оставлю ее в беде и останусь, что бы ни случилось, преданным как собака-поводырь. Через месяц она вернулась с ребенком домой.
Я улетел обратно в Берлин. Поблагодарив Чуйкова за самолет, я также коротко рассказал о моем попутчике. После этого он осведомился, что я думаю о генерале. Я улыбнулся и спросил, имеет ли право простой солдат говорить правду генералу армии о другом генерале.
«Ну конечно! И только правду!» — ответил Чуйков.
«Он подлец», — заявил я и рассказал, как он бросил меня в снегу на произвол судьбы. В ту же зиму Чуйков убрал генерала с должности. Пожалуй, на это у него были свои причины.
ВЛАДИМИР СЕМЁНОВ ИГРАЕТ ЛЮДВИГА ВАН БЕТХОВЕНА, 1951 год
Все молодые советские дипломаты, которые в послевоенные годы занимались немецкой проблематикой, будь то в Москве, Берлине или Бонне, знали В.С., как он обычно подписывал свои документы. Лично я знал Владимира Семёнова более сорока лет. В начале пятидесятых годов мы с ним почти ежедневно встречались по работе. Я узнал его очень хорошо во время его многочисленных переговоров с известными деятелями Германии, во время ночных совещаний в кругу членов Советской контрольной комиссии, а также когда мы с ним вместе работали над различными документами.
Так как в свое время Сталин, как нам рассказывали, работал до поздней ночи, во всех наших учреждениях и зарубежных представительствах работники покидали свои рабочие места уже далеко за полночь. Характерными для такого длинного рабочего дня были полуофициальные непринужденные беседы между сотрудниками. Наши наблюдения за поведением начальников давали разнообразные результаты. Типичной для Семёнова была его странная манера разыгрывать перед нами, его молодыми коллегами, роль большого начальника. Высокомерие было у него в крови. Один из нас дословно записывал его выверты. Их было несколько десятков. Германисты, работавшие за границей, потом долгие годы пересказывали их в виде анекдотов. Это происходит до сих пор, хотя и Семёнова и многих его тогдашних более молодых коллег уже давно нет в живых.
Хорошие анекдоты достойны того, чтобы быть известными широкой публике. Поэтому мне хотелось бы рассказать здесь один из них.
Карлсхорст. Огромный зал, в котором в мае 1945 года была подписана безоговорочная капитуляция Германии. За овальным столом сидят порядка пяти-шести сотрудников аппарата Семёнова и секретариата Советской контрольной комиссии в Германии. В углу зала стоит черный концертный рояль фирмы «Бехштайн». Мы должны были собраться в час ночи. Сейчас около половины второго. В.С. заставляет себя ждать. Так он делает почти каждый раз. Так он кажется себе более значительным и важным. Дверь рабочего кабинета Семёнова, в котором ранее работал маршал Жуков, открывается. В.С. направляется к инструменту, садится за него, открывает крышку и начинает играть первую часть, «Адажио костенато», сонаты № 14 Людвига ван Бетховена, гениальной «Лунной сонаты». Внезапно он поднимается, закрывает крышку и возвращается к нашему столу. На ходу он делает жест глубочайшего сожаления, который должен означать, что инструмент расстроен, иначе бы он играл дальше… Неожиданно наш коллега Владимир Иванов устремляется к роялю и виртуозно играет оставшуюся часть гениального творения — «Аллегретто» и «Престо агитато». А как он играет! Звучит великолепно. Мы слушаем и украдкой смотрим на лицо Семёнова. Он сидит молча и слушает явно озадаченно. Когда звучит последний аккорд, в зале все стихает. В.С. встает и сухо объявляет: «Ну хватит, мы сегодня проводим не музыкальный вечер. Нам предстоит сегодня ночь труда». Так этот хитрец ловко ушел от обсуждения своего музыкального таланта.
