Созданной в связи с катастрофой специальной авиационной комиссией было установлено следующее. Два новейших советских истребителя-бомбардировщика ЯК-28, прибывших накануне прямо со Свердловского авиационного завода по маршруту Свердловск — Москва — Берлин на аэродром Эберсвальде к северо-востоку от Берлина, поднялись в воздух и взяли курс на аэродром Бранд, что в 140 километрах юго-западнее Берлина. Набрав высоту 6 тысяч метров, что соответствовало заданному эшелону, самолеты начали снижение. Неожиданно у самолета, пилотируемого летчиком капитаном Борисом Капустиным и пилотом-штурманом старшим лейтенантом Юрием Яновым, отказал правый двигатель. Разворачиваясь в сторону работающего двигателя, как положено по инструкции и теряя высоту, самолет очутился над большим городом, который слева по его курсу мог быть только Западным Берлином. Отказал второй двигатель, и тяжелая машина камнем пошла к земле. Летчики ясно видели жилые массивы громадного города. Высота 4 тысячи метров. В баках 5 тонн горючего.
По конфигурации разбитых костей и тела пилота авиационные медики определили: капитан Капустин увел машину в сторону от жилых домов, пытаясь посадить ее на поверхность мелькнувшего перед ним озера. Не хватило высоты и скорости. ЯК-28 под углом 30° вошел в поглотившую его воду. Вплоть до удара о водную поверхность капитан Капустин крепко держал ручку штурвала, о чем свидетельствовала содранная на ладонях кожа.
Они могли катапультироваться, но не сделали этого — под ними были жилые дома. Что могло произойти, если бы ЯК упал на них, тяжело представить.
Один из пилотов в течение 20 минут был еще жив. Потом легкие его заполнились водой.
Авиационный самописец «черного ящика» выдал четкие параметры движения рулей, а пленка — последние слова командира, обращенные к пилоту-штурману: «Спокойно, Юра, спокойно». Далее был удар… Эти парни знали одно — под ними были жилые дома. Высотные герметичные костюмы пилотов были вскрыты англичанами. Личные и летные документы изымались, но были возвращены на место. Находившиеся в самолете секретные приборы исчезли — их англичане демонтировали и не возвратили. Они достались противнику целехонькими. Все остальные части самолета англичане через несколько дней вернули нашим военным.
Причина остановки двигателей — закупорка топливных трубок бумажными наклейками в обоих баках, не удаленных при их изготовлении.
Берлинцы приходили в совпосольство, чтобы выразить благодарность и признательность погибшим советским пилотам. Мы получили сотни писем от жителей Западного Берлина и ФРГ, в которых они восхищались мужеством наших летчиков. Во многих конвертах были деньги — пяти- и десятимарочные купюры — явно от неимущих. В основном это были пожилые люди, пережившие войну. Деньги мы с благодарностью отсылали обратно. Были и крупные переводы в адрес посольства для передачи семьям погибших. Их тоже не принимали, ссылаясь на достаточное государственное обеспечение.
Председатель западногерманской Социал-демократической партии Вилли Брандт, в то время правящий бургомистр Западного Берлина, выступил с предложением наградить героев-летчиков высшей военной наградой ФРГ — Золотым Крестом, что по статуту ордена предусматривало выплату крупной денежной суммы. Предложение Брандта нашло положительное решение правительства в Бонне. Мы отказались от награды. Брандту было направлено письмо, в котором мы указали, что трагедия произошла на территории Западного Берлина, который не является частью ФРГ и не относится к ее юрисдикции. У западноберлинского правительства — сената пока нет своих орденов. Советское правительство само наградит пилотов.
Военные рассказывали нам, что не только приборы, но и самолет представлял большой интерес для противника. Таких машин перед запуском их в серию было произведено всего три экземпляра, два из которых и направили в наши ВВС в Германию. Что касается украденных англичанами приборов, то сразу же после происшедшего была разработана новая инструкция, по которой подобные приборы отныне снаряжались пиропатронами на заводах.
Через пару дней после этого события мы предложили послу выйти через наши возможности на представительство в Западном Берлине одного из крупнейших в Европе журналов, «Штерн», с целью публикации интервью. Получив согласие, я посетил своих старых знакомых из этого журнала и договорился с ними.
Руководитель западноберлинского бюро журнала Зепп Эбель-зедер сразу же соединил меня с Гамбургом, где размещалось издательство. Главный редактор «Штерна» Генрих Наннен после переговоров со мной по телефону направил в Берлин одного из лучших штерновских редакторов Эгона Вацека. На встрече в бюро Агентства печати «Новости» по Блейбтройштрассе, 15, состоявшейся 16 апреля, Вацек неожиданно заявил, что не собирается задавать нам заранее подготовленные советской стороной вопросы, как это обычно практиковалось, и что его вопросы не должны быть известны даже нам. При этом он жестко обосновал свои условия тем, что его приличный заработок в журнале уходит на карманные расходы, так как, будучи мужем единственной дочери миллиардера Дюпона, он может позволить себе быть независимым и свободным, соблюдая, естественно, корректность со своей стороны и оберегая репутацию журнала, с которым он сотрудничает ради своего хобби — журналистики.
В ответ ему не менее твердо было заявлено, что мы готовы ответить на любые вопросы журнала. В тот же день состоялась встреча. С нашей стороны были заместитель командующего ВВС ГСВГ Герой Советского Союза генерал-майор авиации Василий Сидоренков со своим переводчиком, В.Н. Белецкий, пресс-атташе посольства Ю.Ф. Жаров и от АПН Л.Л. Бурняшев.
Вопросов было много, в том числе и каверзных, на которые западный журналист получил полные ответы. Спустя неделю в «Штерне» № 18 появилось интервью на нескольких страницах с большим количеством переданных нами ранее журналисту фотографий. Детально описывалась катастрофа и подчеркивались мужество и героизм русских летчиков, награжденных посмертно орденами Красной Звезды.
Эгон Вацек действительно оказался мастером своего ремесла, и не случайно Генрих Наннен именно его выбрал для первого в истории Западного Берлина интервью с советским генералом. Вацек не побоялся вступить в конфликтный разговор с военной администрацией США в Западном Берлине в связи с таинственным и непонятным происшествием, напоминавшим скорее шпионский детектив. Проживавший в Западном Берлине фотограф «Штерна» некий Ян Парик должен был срочно доставить весь рабочий материал в западноберлинский аэропорт Темпельхоф для передачи очередным рейсом в Гамбург. Однако спустя несколько часов материал в редакцию так и не поступил. Глубокой ночью Вацеку удалось разыскать Парика, и тот признался, что передал материал американцам, которые, перед тем как отправить материал по назначению, сняли с него копию. Материал поступил в редакцию только на следующий день. Так и осталось до конца невыясненным: то ли это была грубая работа американской разведки, то ли глупость, ведь через неделю все это появилось в очередном номере журнала «Штерн». Эта «шпионская» история в последующем была подробно расписана в журнале «Шпигель».
Спустя какое-то время в Берлин приехал уже прославленный в те годы ансамбль Александра Броневицкого. Совпосольство организовало выступление ансамбля и в Западном Берлине, где в одном из концертных залов под открытым небом ослепительно красивая Эдита Пьеха исполнила песню А. Пахмутовой «Огромное небо — одно на двоих», посвященную советским пилотам, самолет которых в 1966 году падал на жилые кварталы этого города. Когда она смолкла, по лицу ее текли слезы. Потрясенный зал молчал, многие плакали. Потом все встали и долго-долго не отпускали певицу…
