— Мой любимый паштет уже разобрали. Я хотел им полакомиться.
Я тут же предложил политику взять с моей тарелки его любимое лакомство.
— Разве что половину, — радостно согласился бывший вице-канцлер и вилкой и ножом приступил к «изъятию» паштета.
В этот момент неожиданно возникший за спиной моей жены, вероятно давно ожидавший подходящего момента бородатый верзила буквально навалился на нее, в упор ослепив нас фотовспышкой, и тут же исчез. Даже не извинился. Херц узнал его. Им оказался фотокорреспондент из журнала «Шпигель».
— Представляю, как теперь «Шпигель» распишет меня с советским дипломатом, — мрачновато, как мне показалось, произнес Менде. Но тут же всю эту историю превратил в шутку. Мы долго беседовали, обсуждая различные, волновавшие всех нас в ту пору вопросы.
Составленная на следующий день запись беседы с Менде нашла положительную оценку у посла и соответствующий отклик в Третьем европейском отделе МИД.
Как мы все и предполагали, в очередном номере «Шпигеля» появилась наша фотография и короткая заметка. Фотографировавший нас сотрудник «Шпигеля», ожидая подходящего момента для фотофиксации, явно внимательно прислушивался к нашему разговору, чтобы затем его воспроизвести в статье. Кроме указания возрастов и служебного положения обоих собеседников, то есть меня и Менде, он изложил сетования бывшего вице-канцлера на то, что на гостевом столе остались лишь жалкие крохи от его любимых икры и салата из птицы, а паштета уже и в помине не было. Затем было пикантно расписано, как знаменитый политик брал с тарелки русского кусок паштета из дичи, в то время как жена дипломата что-то прошептала на ухо мужу.
Менде: Что это за секреты у вас от меня?
Советский дипломат: Жена заметила, что вы, господин Менде, в жизни выглядите намного импозантнее, чем на телеэкране.
Менде на это ответил принятой в немецком языке игрой слов: «Если я сейчас покраснею, то вы, безусловно, истолкуете это только в политическом плане».
Петер Херц позднее передал мне несколько фотографий, присланных ему из журнала «Шпигель».
«ФИЛИН». 1967 год
Берлин, моя вторая командировка.
В поле зрения нашей Службы попал житель Западного Берлина, служебное положение которого представляло большой оперативный интерес. Это был пожилой человек, собиравшийся в скором времени уйти на пенсию. Независимо от этого получение Службой информации даже о его прошлой работе означало бы большой успех. Дело выглядело заманчивым еще и потому, что один из его близких друзей, которому он полностью доверял, волею случая в первые послевоенные годы длительное время имел дело с нашей Службой, был закреплен в работе с нами и являлся проверенным и надежным помощником. Потом «выработался», долго болел, и мы «законсервировали» его, работу с ним прекратили, договорившись о восстановлении связи в случае необходимости по паролю.
Разработка «Филина» была поручена мне. Мы восстановили связь с его другом, и он согласился принять участие в этом деле — оказать помощь нашей Службе. Разработка «Филина» проходила успешно и близилась к завершению.
Работавший в те годы начальником одного из основных подразделений Представительства КГБ при МГБ ГДР в Карлсхорсте Е.И. Шишкин
[62] лично контролировал мою работу по этому делу. Помню, как Евгений Изотович при очередном обсуждении дела поддержал мое предложение «лично познакомиться» с «Филином», хотя Центр и не рекомендовал делать это. Объект нашего внимания являлся штаммгастом
[63] одного кабачка, где вместе с друзьями играл в скат
[64]. Иногда вся эта компания со своими женами проводила вечера за пивом или кофе. В общем, мне хотелось, и я считал это оперативно оправданным, получить личное впечатление о «Филине»…
Я расположился спиной к «Филину» за соседним столом, имея возможность слышать разговор и видеть его в большом боковом зеркале. Не буду вдаваться в детали, но, соединив мои личные впечатления от увиденного и услышанного с полученной вскоре некоторой дополнительной информацией о частной жизни «Филина», мы кардинально изменили направление нашей работы. Так что полученная от Евгения Изотовича поддержка была правильной, или, как у нас говорили, оперативно грамотной.
Разработка вступила в завершающую фазу. Состоялась вербовочная беседа. Наш помощник сумел привлечь «Филина» к сотрудничеству с нами на материальной основе, то есть за денежное вознаграждение, размер которого зависел от ценности информации. Но при этом «Филин» поставил ряд условий. Центр проанализировал материалы дела и… отказался от такой, казалось бы, привлекательной и интересной разработки…
В кабинете Шишкина собралось несколько человек из числа моих руководителей, был приглашен и я. Я так и не понял до конца причины отказа Москвы, о чем заявил открыто. Все присутствовавшие с удивлением воззрились на меня, когда я попросил высокое руководство в лице Евгения Изотовича как-то объяснить мне, чем вызвано отрицательное решение Центра. Они буквально «зашикали» на меня:
— Ты что, Георгий! Это же решение Центра. В Службе не принято обсуждать решения Центра.
И все же я попытался это сделать и неожиданно вновь получил поддержку Евгения Изотовича:
— А я полагаю, пусть Георгий изложит и свои соображения. Не будем его ограничивать ни во времени, ни в содержании оценок и высказываний.
Все замолчали, уважая высокое начальственное положение нашего общего руководителя. Я говорил долго и напористо. Пытался аргументировать свою точку зрения, ибо в этом кабинете хозяином был наш общий шеф — Шишкин.
Когда я закончил, Евгений Изотович удовлетворенно сказал, что я высказался правильно и обоснованно. Причины отрицательного решения Центра ему известны, но называть их он не имеет права.
— Центр прав, ему виднее. А ты, Георгий, молодец, умеешь отстаивать свою точку зрения.
«НАШ ШТЫК БУДЕТ СТОЯТЬ В ГДР ВЕЧНО». 1967 год
Приезжавшие в Республику ответственные работники ЦК, Совмина, МИДа, других государственных учреждений часто по просьбе посла выступали перед дипломатическим составом. Как правило, это происходило утром, во время наших ежедневных оперативок. Гости рассказывали о новостях в Союзе, достижениях их ведомств или направлениях работы курируемых ими учреждений, о положении в промышленности и сельском хозяйстве. То есть — как и чем живет наш народ. Встречался таким же образом с дипломатами и наш министр Андрей Андреевич Громыко. Он хорошо разбирался в сложных перипетиях германской проблематики и чаще других стран социалистического содружества посещал Берлин. Наверное, подчеркивая тем самым особую роль ГДР как форпоста социализма в Европе. Именно здесь проходила граница между Востоком и Западом, здесь противостояли друг другу мощные военные группировки стран НАТО и Варшавского договора. Да и сам Берлин, рассеченный на две половины мощной и высокой практически непреодолимой стеной с пулеметными вышками и особо охраняемой, создавал даже для посвященных в проблемы этого города впечатление напряженности и беспокойства. В общем, Андрей Андреевич проявлял особый интерес к Берлину. Во время своих визитов министр почти всегда встречался с дипсоставом. На одной из таких встреч он, как бы в заключение, подчеркнул то огромное значение, которое придают наши партия и правительство решению германского вопроса и роли Республики в этом. Что не случайно здесь находится наша самая мощная военная группировка — Группа советских войск в Германии — и уходить отсюда мы не собираемся. Что мы и в дальнейшем будем оказывать нашим немецким друзьям любую помощь в вопросах социалистического строительства, что главное — здесь наш штык и, пока он стоит здесь, опасность реставрации капитализма нам не угрожает. А штык наш будет стоять здесь вечно.
