Солдат чуть заметно кивнул ему. Лицо офицера выразило полное удовлетворение…
Стемнело. Вечером при свете керосиновой лампы мы продолжили допрос Кугельгена. Никаких результатов. Переводчиком была моя землячка из Берлина, тоже лейтенант Красной армии. Кугель-ген продолжал твердить свое. Все это время я сидел молча, спиной к офицеру. Затем я повернулся и, медленно цедя немецкие слова свистящим шепотом, как пару часов назад, произнес: «Так может, сейчас начнем говорить правду, которую вы рассказали пленному солдату с перевязанной головой? Повторите свой рассказ».
Кугельген побледнел. Лицо его задергалось. Он опустил голову. Прошло несколько томительных минут. Все молчали. Молчал и наш полковник. Наконец офицер поднял голову. Он больше не говорил о преданности фюреру и офицерской чести. Просил его не расстреливать. Так счастливо закончилась для Кугельгена эта фронтовая история… Остальное ты видел все сам.
— Но почему же он так и не узнал тебя на приеме? — спросил я. — Ведь такое откладывается в памяти на всю жизнь!
— Двадцать шесть лет тому назад у меня еще не было такой седой головы. И очков я не носил. Да и как мог сегодняшний товарищ Кугельген соединить воедино события лета 1942 года под Ржевом с февралем 1968 года и приемом по случаю 50-летнего юбилея Советской Армии?!
ЗНАЙ НАШИХ! ВЕНА. 1945 год(история, рассказанная Виталием Коротковым автору в Берлине в 1968 году)
К сожалению, мне запомнились далеко не все истории из богатой событиями жизни моего товарища и коллеги по работе в Берлине Виталия Короткова
[71], услышанные от него в разное время к кругу общих друзей. Некоторые, наиболее яркие и впечатляющие, особенно из последнего периода и относящиеся ко времени пребывания наших оккупационных войск на территории Германии и Австрии, заслуживают особого внимания. Хотя бы потому, что они дают правдивую и образную картину того времени.
Прибыв в Австрию после разгрома нацистской Германии в 1945 году, Виталий был назначен помощником заместителя по материально-технической части (по военной лексике — зампотех) разведывательного танкового батальона, дислоцированного прямо на берегу Дуная в центре Вены.
Виталий со своим сослуживцем любили в свободное от службы время прогуливаться по Вене. И чего греха таить, им нравилось пощеголять в только что выданной новенькой офицерской форме.
В первые послевоенные месяцы, когда еще вокруг царила эйфория победы, офицерский состав особо строгой дисциплины не придерживался. Как однажды образно выразился Виталий — была сама настоящая вольница! Но при всем при этом наши офицеры вели себя достойно, как и подобает командирам Красной армии. В принципе. Как правило. Солдат, естественно, без особой нужды и разрешения из части не отпускали. Если надо — строем, организованно. Тогда в Вене нашим офицерам не запрещалось даже посещать сектора других держав-победительниц.
Вот так однажды прогуливался Виталий с товарищем по красавице Вене. Ребята (а как еще можно назвать совсем юных офицеров?) ладные, красивые, подтянутые. Им было приятно ловить на себе восхищенные взгляды таких же, как и они, юных венских девушек, которые уже при виде их начинали призывно улыбаться и конечно же не прочь были познакомиться. Это радовало юных лейтенантов, но они держали себя строго. На танцах — другое дело. А тут прогулка по Вене! Надо держаться с достоинством. Инициативы не проявлять и повода не давать. Вот так и шли они, поскрипывая новыми хромовыми офицерскими сапогами, ощущая себя героями-победителями. Чувство уверенности и силы придавали им блестевшие на солнце золотые погоны, новые портупеи и такие же новенькие, не как потертые на фронте, кобуры с тяжелыми пистолетами ТТ. Улицы Вены были давно приведены в полный порядок, завалы и обломки после недавних уличных боев расчищены и убраны. На тротуарах не только ни одного окурка, вообще ни соринки, ни плевка. Вдруг перед глазами на противоположном углу улицы, на фасаде здания вывеска. На ней обозначено, что здесь размещается французский офицерский клуб. Подошли ближе. Через зеркальные стекла широченных и высоченных витрин видны столики, за ними военные, в гражданском — никого. Вход только для офицеров. Ребята решительно распахнули дверь и очутились в просторном зале на два десятка столиков с уютно смотрящимися стульями-креслами. Широкая лестница вела куда-то выше. У входа с внутренней стороны их вежливо приветствовал то ли швейцар, то ли метрдотель, ну, в общем, какой-то господин в непонятной полувоенной, но строгого вида одежде. Явно австриец. Он приветствовал вошедших по-французски, затем повторил эти же слова по-немецки и приглашающим жестом указал на свободный столик. Две трети столиков были заняты французскими офицерами. Некоторые были с женщинами. Французы народ европейский, воспитанный и на советских офицеров глаза откровенно не пялили. Но ребята заметили, что их появление было встречено с любопытством и многие, стараясь делать это незаметно, смотрели в их сторону. Подошел официант.
— Чего желают господа офицеры? — спросил он по-немецки.
— Конечно французского коньяка, — сразу сделал заказ Виталий.
Через несколько минут вновь появился официант с маленьким подносом в руке и поставил на стол перед каждым по маленькой коньячной рюмке. Ну не больше 20 граммов темно-коричневой маслянистого вида жидкости. Друзья попросили официанта задержаться. Взяли в руки рюмочки. Принюхались. Приятный коньячный запах. Выпили. Наверное, это был какой-то очень хороший коньяк и, судя по вкусу, явно жутко дорогой. Но не это смутило наших офицеров.
— Пожалуйста, повторите! Но принесите нам двадцать вот таких же рюмочек и два стакана, — попросил Виталий все еще стоявшего перед столом официанта.
Тот и бровью не повел и в лице не изменился. Европа! Запад! Вот уж истинно их буржуазное воспитание и вышколенная внешняя культура!
Официант вернулся очень скоро. На сей раз на большом подносе тесно разместилось 20 коньячных рюмок с теми же 20 граммами в каждой и два больших стакана. Юные офицеры вновь попросили его подождать. Не торопясь в каждый из стаканов вылили по десять рюмок, вздохнули, чокнулись, выпилили, опрокинув в себя сразу весь приятно обжигающий напиток. Расплатились, добавив к весьма приличной сумме хорошие чаевые. Официант склонился в благодарном поклоне. Встали и направились к выходу. Почти все присутствующие при этом зрелище французы, как по команде, поднялись и проводили русских офицеров аплодисментами. Ответив на дружескую реакцию французов кивком головы, наши юные лейтенанты покинули офицерский клуб союзников. Больше они там не появлялись, а вскоре последовало распоряжение советской части аппарата верховного комиссара, запрещающее посещать западные сектора.
