Когда работы в оранжерее закончены, отец решает расширить голубятню. Голуби мне нравятся. Сердце согревается, когда видишь яичко, а на следующий день находишь вместо него маленькое живое существо. Я наблюдаю, как мать-голубка кормит своих малышей, а потом садится на гнездо. Я думаю, как, должно быть, тепло там, под ней.
Пару дней назад из двух яиц вылупились птенцы. Один из них не шевелится. Его братец – крохотное голое создание – надрывает мне сердце видом своего широко раскрытого маленького клювика и плотно сжатых розовых лапок. Наверное, ему так грустно одному в гнезде! Я вижу, как он постепенно покрывается белым пухом, и нарекаю его Белышом. Я тревожусь о нем: вскоре он встанет на крыло, а мать как раз любит убивать и готовить голубят такого возраста.
Я собираю все свое мужество и обращаюсь прямо к отцу, как раз когда мы встаем из-за стола.
– Извини, папочка…
Так странно называть его «папочкой»! Я всегда использую это слово только в поздравлениях с Днем отца. Должно быть, он тоже удивлен, потому что оборачивается ко мне, весь внимание.
Отец следит, как я наполняю свой стакан: он хочет убедиться, что я выпью столько же алкоголя, сколько рабочие.
– Папочка, можно я буду долго заботиться о Белыше?
Я не знаю, как иначе сформулировать свою просьбу. Я не решаюсь прямо сказать: «Можно не убивать Белыша?»
И дрожу, дожидаясь его вердикта.
– Что еще за Белыш?
– Белый голубь. Я буду о нем заботиться. Я не стану отрывать время от своего рабочего расписания. Я буду раньше вставать.
Не знаю, то ли дело в магии слова «папочка», то ли в том, что, хоть отец этого и не говорит, он понимает мою скорбь, но он отвечает:
– Да, если хочешь.
И с моих губ срывается вздох облегчения за Белыша. Мое сердце лишено радости, но я буду присматривать за этим маленьким комочком белого пуха. Наверное, Альберу и Реми не понадобится подсобный рабочий для той скромной перестройки, которую предстоит провести в голубятне, но мне придется подниматься туда как минимум дважды в день, принося им пиво. Это будет мой шанс позаботиться о Белыше.
Он вырастает в красивого и ласкового белого голубя, который никогда не забывает свою приемную мать. Завидев меня в саду, он слетает мне на руку, чтобы поздороваться. Однажды вечером, выпустив Линду, я даже познакомила их друг с другом. Я вижу, что между ними не будет такой же связи, как между Линдой и Питу, но я рада знать, что Линда никогда не причинит Белышу вреда.
Красная зубная паста
Чистоплотность не входит в число приоритетов отца, так что у меня не так много обязанностей по дому. В тех редких случаях, когда мне велят подмести просторные комнаты первого этажа, я собираю огромные кучи свалявшейся пыли. Живущие по углам комнат пауки привольно плетут свою паутину как им заблагорассудится. Некоторые из них создают произведения такие гигантские, что не вмешаться уже нельзя. Я приношу из прачечной специальную метелку из перьев на длинной ручке, и моему отцу как самому высокому из нас приходится снимать паутину.
Может быть, он и рыцарь, и великий магистр, но с координацией у него не ладится. Он трясет метелкой как попало, держа ее своими длинными, болезненно худыми руками, сокрушая пыльную паутину и оставляя на стенах серые полосы. Мы с матерью молча наблюдаем за этой операцией с безопасного расстояния – метелка известна своей привычкой обрушиваться нам на головы.
Что касается мытья посуды, это признано пустой тратой времени. Отец решил, что после еды мы должны просто накрывать тарелки и использованные приборы салфетками и ставить их вместе с использованными стаканами на сервант в столовой – до следующей трапезы. Посуда и приборы моются раз в неделю.
С другой стороны, раз в два года он приказывает нам чистить огромную люстру в гостиной. Мы с матерью забираемся на большую стремянку и полируем каждую хрустальную подвеску в отдельности. И так же раз в два года все медные предметы в доме надлежит надраивать до блеска полиролью «Брассо».
Время от времени мне еще приходится мыть шваброй полы в ванных комнатах. Но никто не моет ни сами ванны, ни раковины, которые покрыты отвратительной пленкой жирной грязи. По словам отца, мытье уничтожает нашу иммунную защиту. Вот почему постельное белье и полотенца стираются лишь дважды в год. Трусы – раз в месяц. У нас дома есть какой-то профессиональный утюг, но ни мать, ни я не умеем им пользоваться: мы почти никогда ничего не гладим.
Стираное белье развешивается в подвале, где пропитывается омерзительным запахом. Еще долго потом, когда я ложусь в постель или вытираюсь полотенцем, этот запах вызывает у меня тошноту. Родители, похоже, его даже не замечают.
Должно быть, у меня нездорово развито обоняние. Я ненавижу все эти запахи – когда держу горшок, в который мочится отец, или спускаю воду в унитазе, полном его экскрементов, или снимаю с него носки по вечерам. Я ненавижу этот запах, когда приходится подбирать гниющие сорняки и листья. Спускаясь в подвал, я едва не задыхаюсь от его затхлости, смешанной с запахом прорастающего картофеля и фруктов, хранящихся на полках.
По словам отца, мытье уничтожает нашу иммунную защиту. Вот почему постельное белье и полотенца стираются лишь дважды в год.
Я завороженно смотрю, как прихорашиваются утки, тратя на приглаживание своих перышек целую вечность. Линда тоже тщательно вылизывает свои лапы, когда они пачкаются. Одна из моих любимых обязанностей – поливать из шланга камни, которыми вымощены дорожки, и видеть, как они становятся чистыми и сияющими. Когда Раймон елозит по мне своими отвратительными руками, я давлюсь от отвращения. Как бы мне хотелось отмыть свою оскверненную кожу под струей из шланга!
В общем отсутствии чистоплотности есть только одно исключение, и это – зубы. Мать очень гордится своей dents du bonheur – так по-французски называется щель между передними зубами, – которая является чем-то вроде почетного отличительного знака. И она неукоснительно требует чистить зубы утром и вечером.
Мать ответственна за заказ зубной пасты. В прошлом году она совершила промах, и нам доставили огромный пакет с маркой «Эмаль Диамант». Эта паста имеет странный красный цвет, и она слишком жидкая, плохо держится на щетке. На тюбике нарисован матадор с дурацкой улыбочкой, из-за которой кажется, что он насмехается надо мной. К своему огромному стыду, чистя зубы, я оставляю грязноватые красные брызги на всей раковине, полу и своих туфлях.
Мать, напротив, мастерски управляется с матадорской пастой. Это умение будто дает ей некую особенную власть, особенно над моим отцом, который еще более неуклюж, чем я. Мать презрительно косится на результаты нашей некомпетентности. Через некоторое время я, приноровившись, начинаю оставлять все меньше и меньше пятен, а отец – все больше и больше. Когда мать видит созвездие бесчисленных красных отметин на его банном коврике, она поедает его глазами в презрительном молчании. На лице отца мелькает непривычное выражение: он чуть ли не робеет.
