Книга Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца, страница 53. Автор книги Мод Жульен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца»

Cтраница 53

Неудивительно, что оценки мои ужасны. Несмотря на двадцать из двадцати по музыке и шестнадцать из двадцати по философии, я провалилась. Мои мечты об университете мгновенно испаряются, и у меня такое ощущение, что стены дома смыкаются вокруг меня. Родители со мной не разговаривают; но они больше разочарованы неудачей своих педагогических методов, чем обеспокоены моим будущим. Как бы я ни умоляла мать послать меня в пансион, она всегда ссылается на фатальное воздействие такого решения на отца. А как же я? Кто защитит меня от куда как худшего заключения – в доме умалишенных?

Я перетекаю от уныния к какой-то внутренней истерии, когда у меня начинают дергаться нервы под кожей. Я должна что-то делать. Сочинения историй и игры на музыкальных инструментах недостаточно. Мне нужно движение. С тех пор как я побывала снаружи, у меня словно развилась наркотическая зависимость: мне просто до смерти хочется сделать это снова.

По ночам, выходя на тайные прогулки по усадьбе, я чувствую, как меня все сильнее тянет к заборам, что ограждают нас от дороги. Высокие и неприступные, с устремленными к небесам пиками. Глядя на них, я постоянно вижу образы насаженных на колья тел, которые отец с таким удовольствием описывает в страшных подробностях. Но все равно залезаю на низкую стену, хватаюсь за ограду, подтягиваюсь и перебираюсь через эти смертоносные пики. Спрыгиваю на пешеходную дорожку: ну вот, я на другой стороне.

Боже мой, как это приятно, здесь действительно пахнет по-другому… Я смотрю на дорогу, ее полотно поднимается к горизонту. Нет, я не хочу умирать. Я хочу жить! Но я не могу отделаться от страха. Я как пленница, прикованная к столбу, и могу отойти от него лишь настолько, насколько позволит моя цепь. В конце концов я перебираюсь через ограду обратно и возвращаюсь в свою комнату, разрываясь между жаждой свободно дышать снаружи и подавляющим страхом.

Однажды утром, спускаясь на первый этаж, я замечаю в почтовом ящике конверт и едва не падаю, видя на нем свое имя, выведенное красивым почерком. Никто никогда не писал мне. Мои руки трясутся от возбуждения. Я вижу на обороте письма, что оно от Мари-Ноэль, с которой я познакомилась во время экзаменов, – девушки, полной радости и энергии, и притом красавицы. Ее роскошные черные волосы стянуты на затылке в «конский хвост».

Мои мечты об университете мгновенно испаряются. Родители со мной не разговаривают; но они больше разочарованы неудачей своих педагогических методов, чем обеспокоены моим будущим.

– Слушай, мы могли бы переписываться, – сказала она тогда. – Дашь мне свой адрес?

Я лихорадочно вскрываю конверт и разворачиваю два полных листа, покрытые с обеих сторон строчками синих чернил, с цветочками, нарисованными на полях. Мари-Ноэль рассказывает мне, что провалила свои экзамены, но это не важно, у нее все равно замечательное лето. Значит, можно провалить экзамены – и все равно не быть ходячим разочарованием.

Помню, она говорила мне, что вышла замуж в семнадцать, но теперь сообщает, что рассорилась с мужем. Она познакомилась с другим парнем, и они целовались. Потом Мари-Ноэль рассказывает мне о своих каникулах, о «маме» и «папе» и о том, как она рада с ними увидеться, потому что ей так много нужно им рассказать. Она надеется, что я напишу ей и что мы снова встретимся. Если я захочу приехать повидаться с ней, ее родители будут рады принять меня и я могу остановиться в их летнем домике.

Я вне себя от радости: она меня помнит! Ее счастье и энергия заразительны. А письмо наполняет меня надеждой. Оказывается, что после проваленных экзаменов жизнь продолжается, что любовь не кончается, что есть родители, которые продолжают разговаривать со своими дочерьми.

О чем я могла бы написать ей? Мне нечего ей рассказать… А потом я думаю: нет, есть! Я могу рассказывать ей о книгах, которые читаю, о саде и о Питу, который только недавно умер, прожив хорошую долгую жизнь. Я могу рассказать ей, как в последние недели он превратился в «хромую утку» и как я с любовью смотрела на его ковыляющую походку. Я осознаю, что мне, даже отрезанной от мира, есть что сказать, что жизнь продолжается повсюду.

Мысленно я пишу ей письмо на нескольких страницах; у меня нет любимого, но я влюблена в жизнь, в природу, в только что вылупившихся голубят… Я прошу у матери красивую бумагу и марки. Она требует вначале дать ей прочесть письмо Мари-Ноэль и едва не задыхается от возмущения:

– Ты побывала снаружи всего раз – и уже спуталась с местными проститутками! Девица, которая выходит замуж в семнадцать, – это проститутка! И она целовалась с другим парнем!

– Но она же разводится…

Мать конфискует письмо и строго-настрого запрещает мне контактировать с «этой грязной шлюхой».

Я в унынии. Что теперь делать? Я расхаживаю по своей клетке и со всех сторон бьюсь о решетки. Я одновременно раздражена и обижена пафосными речами, которые произносит мать за столом.

Письмо наполняет меня надеждой. Оказывается, что после проваленных экзаменов жизнь продолжается, что любовь не кончается, что есть родители, которые продолжают разговаривать со своими дочерьми.

– Мы хотели создать из тебя идеального человека, – говорит она, – и вот что мы получили. Ты – ходячее разочарование.

Отец выбирает этот самый момент, чтобы подвергнуть меня одному из своих безумных упражнений: перерезает горло курице и требует, чтобы я пила ее кровь.

– Это полезно для мозга.

Нет, это уже слишком. Он что, не понимает, что мне больше нечего терять? Что он имеет дело с камикадзе? Нет, не понимает. Он настаивает, выговаривает, угрожает… Когда он начинает орать тем самым басом, от которого у меня в детстве стыла кровь в жилах, я взрываюсь:

– Я сказала – нет! Я не стану пить куриную кровь, ни сегодня, ни в любой другой день. И, кстати, я не стану присматривать за твоей гробницей. Ни за что! И если придется, залью ее цементом, чтобы никто не мог из нее вернуться. О том, как приготовить цемент, я знаю все – благодаря тебе!

Я смотрю прямо в отцовские глаза, выдерживая его взгляд. О поддержании визуального контакта я тоже знаю все – кажется, даже больше, чем он сам, потому что это он отводит глаза. Я на грани обморока, но я это сделала.

Отец выбирает этот самый момент, чтобы подвергнуть меня одному из своих безумных упражнений: перерезает горло курице и требует, чтобы я пила ее кровь.

– Это тебе с рук не сойдет, – ледяным тоном говорит он. – Я сильнее тебя.

Но он проиграл.

Через пару дней он говорит:

– Даже не думай, что соскочила с крючка. Даже если ты откажешься присматривать за мной, я никогда не оставлю тебя, а ты никогда не покинешь меня. Нравится тебе это или нет, я контролирую твой разум.

Мсье Делатай

Я начала заниматься на контрабасе с мсье Моленом. Я обожаю древесный запах этого инструмента, чувственность смычка, вибрирующего на струнах. Какое наслаждение учиться играть на инструменте без насилия и угроз! Дважды в неделю он продолжает «петь хвалу» неумолимо суровой музыкальной студии в Дюнкерке, где преподает.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация