Я улыбнулась.
– Ты предусмотрителен.
Когда он ушел, в доме стало совсем тихо. Мелкими глотками я попивала кофе и даже сыграла партию в пасьянс, прежде чем решилась открыть список контактов. Огромное количество женских имен – в основном только имена – заставило меня с легким смешком закатить глаза. Однако звук застыл на губах, когда взгляд остановился на Дене. Потом следовал Оскар. Домашний телефон Флетчеров. Таня, помощница Джоны. Эме, куратор галереи.
И Джона. Тоже.
Большой палец дрожал, зависнув над кнопкой вызова. Услышу ли я его старое голосовое сообщение? Или Флетчеры его отключили?
«Ты же едва держишься после вчерашнего вечера. У тебя в желудке ничего нет. Ты совершенна одна, тебе не на кого опереться. Не делай этого, ты еще недостаточно сильна».
Я нажала кнопку вызова и медленно поднесла телефон к уху.
«Эй, вы позвонили Джоне Флетчеру…»
Мое сердце раскололось надвое, когда я вспомнила, почему несколько месяцев назад выбросила свой старый мобильник.
«Оставьте мне сообщение, и я вам перезвоню».
Джона казался таким здоровым. Ни прерывистого дыхания, ни усталости, превращающей его голос в шепот. Будто я могу оставить сообщение, и он перезвонит через пять минут. Словно он может войти через парадную дверь, препираясь с братом и держа в руках пакет из «Руни».
«Желаю вам хорошо провести время».
Я все еще плакала, когда вернулся Тео, принеся с собой запах картофельных оладий и яиц.
Он не задал ни единого вопроса, только расставил на разбитом деревянном кофейном столике еду: маленький контейнер овсянки для меня и, кажется все, что нашлось в меню, для себя.
– Я звонила Джоне, – сообщила я, откладывая мобильник на стол. – Имею в виду, на его номер телефона. Голосовое сообщение снова выбило меня из колеи. Так мне и надо, не нужно было вынюхивать. Я очень сожалею об этом.
Густые темные брови Тео сошлись на переносице.
– Ничего страшного.
– Просто… хочу оставаться честной, – пояснила я. – Отныне. Это не так уж много, но… прости меня.
– Эй, – резким тоном произнес он, и я с несчастным видом подняла голову. – Я тоже так делаю, – мягко сказал он. – Все время звоню ему. Просто чтобы услышать голос.
– Я не могла справиться с собой, – проговорила я, вытирая глаза. – Пришлось выбросить свой старый телефон, потому что я звонила ему десятки раз в день.
Тео кивнул.
– Я все еще говорю о нем в настоящем времени.
Эти простые слова, как ни что иное, подняли мне настроение. Наверное, даже больше, чем присутствие Тео, в течение последних нескольких дней не дававшего мне расклеиться. Хотелось признаться ему во всем: почему покинула Вегас, почему напивалась до беспамятства. Однако мужчина рвался к еде.
– Черт, я голоден, – заявил он, роясь в пакетах.
– Ни капли в этом не сомневаюсь, ведь у меня здесь почти нечего есть. Я сидела на жидкой диете. – Я внимательно посмотрела на него. – Ты многое для меня сделал.
– Именно так поступают друзья, – пожал плечами Тео, вгрызаясь в огромную порцию бисквита с соусом.
– Да, они летят через полстраны, чтобы воевать с кричащей и блюющей баньши целых три…
– Ешь, – с нажимом произнес он, указывая подбородком на мою овсянку.
Я негромко рассмеялась, и звук больше походил на скрежет ржавой железки.
– Ну, если настаиваешь.
Я ковыряла свою овсянку. Судя по ощущениям, мое тело вывернули наизнанку, а потом вернули как было, но внутри все-таки все перемешалось. Я отправила в рот маленькую порцию овсянки. На вкус она напоминала теплую пасту с корицей. Через силу съев шесть ложечек, я затем отставила кашу на стол и наблюдала, как Тео с удовольствием поглощает стоящие перед ним блюда. Я подперла щеку ладонью, пряча улыбку, пока он убирал в сторону печенье и принимался за картофельные оладьи.
Тео, должно быть, почувствовал на себе мой взгляд.
– Что такое?
– Я рада снова тебя видеть, – призналась я. – Мне очень жаль, что так сложились обстоятельства…
Он указал вилкой на меня:
– Хватит. Извиняться.
– Такое чувство, что мне есть за что извиниться. – Я взяла свою бумажную салфетку – Как поживает Беверли?
– С ней все в порядке. Насколько можно ожидать в подобной ситуации.
– Она расстроена из-за меня?
– Она беспокоилась о тебе. Как и все мы.
– Мне следовало позвонить ей. Я должна была что-то сказать, но… – Я проглотила оправдания, как горькое лекарство. – Я должна перед ней извиниться.
– Я звонил ей вчера. Сказал, что ты плохо себя чувствуешь, но тебе уже лучше.
– Спасибо тебе.
Он пожал плечами, вытер рот салфеткой и сделал глоток кофе.
– А как же твой отец? – спросила, ковыряясь в овсянке.
– Он с головой ушел в работу. Уже почти отошел от дел, но все больше времени проводит в мэрии, стараясь быть полезным. Занимает время, пытается отвлечься, я думаю.
– А как ты это делаешь?
– Что делаю?
– Занимаешь время?
– В основном работаю. В последнее время в салоне почти нет окошек в записи.
Я уронила ложку.
– Но теперь ты здесь, со мной.
Тео отбросил свою салфетку и посмотрел на меня тяжелым взглядом.
– Да, все так. И я бы без промедления поступил так снова, так что хватит переживать. – Он слегка улыбнулся, чтобы смягчить свои слова. – Ты нуждалась в помощи, вот я и помог. Ничего особенного.
Это было охренеть как особенно, но я не стала возражать вслух.
– Господи, я даже не знаю, какой сегодня день недели. Я тоже могу пропустить работу, если так дальше пойдет.
– Сегодня среда, – сообщил Тео. – И я думаю, что тебе нужно немного отдохнуть.
– Думаю, ты прав. Можно воспользоваться твоим телефоном?
Я позвонила владельцу Le Chacal и сказала, что сильно заболела и не появлюсь завтра вечером. Вроде как у меня внезапный ларингит. Мой хриплый голос послужил доказательством. Руфус казался лишь слегка раздраженным из-за незапланированного больничного, о котором я сообщила в последнюю минуту.
– И, Руфус?.. – попросила я, прежде чем повесить трубку.
– Ну что еще?
– Передай мою благодарность Большому И. Он знает, о чем я.
Я предупредила и других работодателей, что заболела и дам знать, когда смогу вернуться.
«Если я захочу вернуться», – подумала я.
А потом отдала телефон Тео.
