И ее улыбка сползла с лица, словно маска, оставив после себя неприкрытый шок и даже какой-то ужас. Не радость. Не удивление. Не любовь.
«Черт бы тебя побрал», – подумал я. Мое сердце снова разрывалось. Рука Кейси обмякла в моей руке, и я увидел, как моя храбрая девушка выдавила улыбку несмотря на боль.
– Привет, мам.
Глава 44
Кейси
Я считала секунды между своим приветствием и ответом матери. Когда дошла до восьми, она моргнула, словно выходя из транса. Рукой она вцепилась в пуговицы кардигана. А я мечтала, чтобы ее руки потянулись ко мне и обняли, как она делала, когда я была ребенком, и отца не оказывалось рядом. Потому что нельзя было, чтобы он это видел. Мне хотелось подлететь к ней, обнять и вдохнуть.
– Кэсси, – прошептала она. На долю секунды ее глаза наполнились слезами, а на губах расцвела шокированная улыбка. Сердце воспарило от надежды, и тогда она слегка встряхнулась, собираясь с мыслями. – Что ты здесь делаешь?
– Что я здесь?.. – тупо повторила я, и меня покинула надежда.
«Я твоя дочь. Вот что я здесь делаю».
Я почувствовала, как Тео сжал мою руку, и это придало мне сил.
«Оставайся здесь».
– Мы давно не виделись, мама. Я здесь, чтобы навестить тебя и папу. Это мой парень, Тео. Тео, это Линда. Моя мама.
Мамины глаза метнулись к Тео, стоящему рядом со мной в обычной темной футболке и джинсах. Она оглядела его мускулы, татуировки, легкую щетину, и ее рука крепче сжала свитер.
– Приятно познакомиться, миссис Доусон, – проговорил Тео ровным и сухим, как пустыня, тоном. Он не протянул руку для рукопожатия, возможно, догадавшись, что мама не примет ее. Это было правильно.
– Мы можем войти? – спросила я, ненавидя себя за то, что приходится спрашивать.
Мама оглянулась через плечо.
– Прямо сейчас? Я не знаю…
Я стиснула зубы так сильно, что казалось, они вот-вот раскрошатся, вдохнула через нос, чтобы успокоиться и набраться мужества и спокойствия.
– Мама, я не видела вас с папой почти семь лет. Ты перестала отвечать на мои звонки почти год назад. Мне хотелось тебя увидеть. Вы мои родители. А я – ваша дочь. Я твой… ребенок.
Мой голос начал ломаться, и я сделала успокаивающий вдох. Мама двадцать четыре года делала все, что скажет отец.
Пусть теперь она выслушает меня.
– Ты впустишь меня, и мы немного поговорим. Ты, я, Тео и папа. Прямо сейчас.
Мама еще мгновение смотрела на меня, а потом резкими, нервными движениями распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская нас внутрь.
Тео еще раз сжал мою руку и, посмотрев на него, я увидела гордость в его глазах. Один этот взгляд придал мне сил. И смелости войти в дом детства впервые за семь лет.
От знакомых запахов и звуков на меня со всех сторон обрушились воспоминания. Теплая корица, отцовский одеколон, маленькие корзиночки с ассорти, которые мама держала в каждой комнате. Мебель не изменилась. Обои в прихожей оставались все те же, белые с крошечными голубыми цветочками, и я все еще могла видеть карандашные отметки, где мама измеряла рост, когда я была маленькой. Послеполуденный солнечный свет струился из большого окна в столовой и падал на старый ореховый обеденный стол.
– Там я делала уроки, – пробормотала я, – была хорошей ученицей, правда, мама?
– Да, была, – бездумно произнесла она, ведя нас в гостиную, – сплошные пятерки.
Мы обменялись взглядами, и я клянусь, что увидела небольшую трещину в броне, которую она решила надеть против меня.
– А папа здесь? – поинтересовалась я сухо.
– Он в кабинете, – сообщила она и посмотрела на Тео. – Кэсси, твой…
– Мое имя Кейси, мам, – поправила я. – Я перестала быть Кэсси с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
Она покачала головой.
– Кейси. Твой отец…
Позади меня прозвучал его голос.
– Кто пришел?
Я укрылась от него за сильным телом Тео, ощущая, как сердце резко ухнуло вниз.
«Папа…»
Когда я обернулась, на глаза навернулись слезы. Отец выглядел почти так же, как и в прошлый раз, когда мы приезжали с Джоной. Высокий, немного сутулый, с выпирающим животом на худом теле и густой седой шевелюрой. Его глаза были такими же голубыми, как и мои.
Он уставился на меня, затем на Тео, шокированный лишь на мгновение. Джим Доусон был не из тех, кого можно застать врасплох. Он придал своему лицу нейтральное выражение и скрестил руки на рубашке, застегнутой на все пуговицы.
– Привет, папочка, – поздоровалась я, и мой голос задрожал, – рада тебя видеть.
– Конечно, – подтвердил он, как будто я задала вопрос, и перевел ледяной взгляд на Тео. – Кто это?
И снова Тео не протянул руку, сурово глядя на отца.
– Тео Флетчер, – представился он, – парень Кейси. – Из его уст это прозвучало как предупреждение.
Я снова собралась с духом.
– Мы можем присесть, папа? Мы хотели бы кое-что сообщить вам обоим.
– Тебе нужны деньги? – поинтересовался отец. – Потому что я могу сказать тебе прямо сейчас…
– Нам не нужны деньги, – оборвала я, – пожалуйста, папа. Прошло уже семь лет. Мы можем просто посидеть и поговорить минутку?
Отец задумался, а я вглядывалась в его лицо в поисках каких-либо признаков тепла или привязанности, сожаления или вины. Но если он и чувствовал что-то еще, кроме холодного презрения, то никак не показывал этого.
– Хорошо, – согласился он, – давайте поговорим, но недолго. У меня много работы.
Как хозяйка самого неловкого в мире званого обеда, мать провела нас в гостиную. Папа сел на диван прямо посередине, чтобы никто не мог устроиться рядом. Таким образом, для нас троих осталось только два стула с высокими спинками.
– О… – Слегка паникуя, мама огляделась вокруг. – Я принесу стул из столовой…
– Я постою, – возразил Тео и занял позицию позади моего стула, скрестив руки на груди, как часовой или телохранитель. Мама села, крепко стиснув руки на коленях. Отец сидел, откинувшись назад, положив руки на бедра, задрав подбородок и опустив губы. Он ждал.
Я на мгновение задумалась. Вероятно, это последний шанс на примирение. Позади меня Тео пошевелился, напоминая, что рядом и что всегда будет рядом со мной. Я сделала глубокий вдох.
– За последние годы, с тех пор как мы виделись в прошлый раз, многое произошло. И не буду лгать, у меня были действительно трудные времена. Времена, когда я нуждалась в вас. Обоих.
Мать сидела совершенно неподвижно, но ее глаза на мгновение прикрылись, словно от боли.
Однако отец поджал губы, и казалось, еще больше затвердел прямо у меня на глазах.
