Курт развесил по квартире десятки липких полосок от мух, и вскоре они собрали на себе все виды мертвых насекомых.
Курт утверждал, что доход от деятельности группы позволял оплачивать скудную арендную плату, но иногда Трейси просила его все-таки найти работу, и тогда Курт предлагал съехать и жить в его машине, и этого было достаточно, чтобы она на некоторое время переставала его пилить. Похоже, что Трейси была не только любовницей Курта, но и покровительницей.
Курт настаивает, что работал наравне с другими, в том числе из-за того, что в Сиэтле происходило нечто необычное. За несколько лет до появления Nirvana антиматериалистические сиэтлские панк-группы позволяли местным клубам обдирать себя. Но к этому времени музыканты Сиэтла неофициально объединились и ясно дали понять, что больше не будут играть за гроши. Зарождающийся сиэтлский лейбл звукозаписи Sub Pop сыграл большую роль в обеспечении хороших гонораров за выступления некоторых из своих музыкантов. Курт помнит один из ранних концертов в Vogue перед тремя сотнями зрителей, за который группе заплатили шестьсот долларов – приличная сумма даже в наши дни.
Но чтобы накопить достаточно денег для записи полноценного демо, той осенью Курт устроился на работу в клининговую компанию за четыре доллара в час. Он разъезжал по городу в тесном фургоне с двумя «адскими коллегами» – так он их называл, «они были хуже обычных тупоголовых абердинцев». Как правило, его товарищи по работе за ночь потребляли по паре упаковок пива, называли Курта педиком и гоняли его вокруг фургона. Некоторые из их клиентов были врачами и стоматологами, и коллеги могли показать Курту, как красть таблетки и вдыхать закись азота так, чтобы никто не узнал.
Позже Дилан Карлсон и Слим Мун переехали в соседний дом. Поскольку Курт работал по ночам, а Карлсон был безработным, они много общались, разделяя свое презрение к кальвинистам («Я думаю, что мы с Куртом были единственными людьми, которые не играли с йо-йо тем летом», – говорит Карлсон). Эти двое развешивали гирлянды с безвкусными лампами пятидесятых годов (еще одна покупка в благотворительном магазине) и устраивали барбекю на заднем дворе. Иногда приходил Крист, открывалась бутылка красного вина, и они начинали творить разные безобразия. Один раз, после того как они втроем с садовыми стульями напали на брошенный «Кадиллак», приехала полиция.
Тем не менее Курт по большей части был затворником и оставался таковым практически все четыре года, которые жил в Олимпии.
– Он был похож на отшельника в пещере, – говорит Слим Мун. – Так мы его и воспринимали – как безумного отшельника, который сидел и играл на гитаре по двенадцать часов в день и никогда не выходил из дома, разве что на гастроли.
Хотя Курт не отличался общительностью, он был довольно популярен в городе. Курт ходил на вечеринки, садился где-нибудь и просто тихо улыбался. Для большинства обитателей Олимпии он был чистым листом бумаги, таким, каким они хотели его видеть. Им нравился Курт, но они никак не могли понять почему, и эта тайна, казалось, проникла и в его музыку.
Через некоторое время Курт получил свой собственный маршрут уборщика, но он был далеко не образцовым работником. Курт ехал в фургоне до первого попавшегося здания, разбрасывал везде какие-то бумаги, а потом шел домой и дремал. Ближе к концу смены он посещал еще несколько мест и проделывал ту же самую небрежную работу. Через восемь месяцев его уволили.
Курт признает, что всегда был ленив, но утверждает, что его мрачный послужной список связан не только с простой усталостью.
– У меня всегда были ужасные отношения с коллегами, – говорит он. – Я не могу ужиться с обычными людьми. Они так действуют мне на нервы, что я просто не могу их игнорировать. Мне нужно смотреть им в глаза и говорить, что я ненавижу их до глубины души.
И все же Курт кое-чему научился у своих коллег: воровать наркотики. Его любимыми – если, конечно, удавалось достать – были кодеин и викодин, опиатное обезболивающее. Он курил марихуану и несколько раз принимал героин. Курт попробовал кокаин и метамфетамин, но они ему не понравились.
– Я чувствовал себя слишком уверенным в себе, – говорит Курт. – Слишком общительным.
Примерно в это же время он впервые почувствовал ужасную, пронзительную боль в животе.
– Жжет, тошнит, как от самого страшного желудочного гриппа, который только можно себе представить, – говорит Курт. – Ты чувствуешь, как боль пульсирует так, словно сердце находится у тебя в животе, и это очень больно. Я ощущаю ее – красную и сырую. Боль возникает по большей части во время еды. Примерно в середине приема пищи, как только еда попадает в определенную область желудка, где все воспаленное, появляется боль, потому что еда попадает на больное место, и оно начинает гореть. Наверное, эта боль – одна из самых сильных, какие я когда-либо испытывал в жизни.
С тех пор болезнь подчинила себе жизнь Курта и ставила в тупик даже самых выдающихся специалистов.
Тем временем Аарон Буркхард по-прежнему обещал купить новую пару барабанов, но так и не сделал этого и даже не всегда приходил на репетиции, предпочитая им походы на вечеринки с приятелями.
– Они хотели репетировать каждый вечер, – говорит Буркхард. – Каждый вечер. А я хотел немного передохнуть. Пару раз я не пришел на репетицию, и парни немного разозлились.
Для Буркхарда группа была просто забавой: «Мы не собираемся делать на ней никаких денег или чего-то подобного, понимаете?»
Возможно, здесь была и какая-то принципиальная несовместимость. Хотя сейчас Буркхард называет себя фанатом панк-рока, но он не был настролько предан ему, как Курт и Крист.
– На самом деле я не очень люблю все это, – признается Буркхард, – разноцветные волосы и тому подобное.
К этому времени Крист и Шелли уже жили в Такоме, а Курт – в Олимпии, но Буркхард никуда не собирался переезжать – его подруга жила в Абердине, а сам он надеялся стать полноправным управляющим в «Бургер Кинг». По иронии судьбы его двоюродный брат женился на дочери владельца франшизы, и Буркхард так и не поднялся выше менеджера по производству. Связь с Буркхардом была на время потеряна.
В это время Курт и Крист решили порепетировать с Дейлом Кровером, намереваясь записать демо. Так они могли сохранить жизнедеятельность группы. С Кровером они репетировали три уик-энда подряд, а затем отправились на студию Reciprocal Recording в Сиэтл и 23 января 1988 года записали демо.
– После записи демо, – вспоминает Курт, – мы поняли, что это действительно хорошая музыка, и в ней было что-то особенное, поэтому мы стали относиться к ней гораздо серьезнее.
Курт говорит, что он случайно выбрал самую популярную студию в Сиэтле, просто сравнив ее с другими в Seattle Rocket, бесплатной музыкальной газете, которая остается информационным центром сцены Сиэтла. Эта студия была самой дешевой в городе, и именно поэтому – самой популярной. Но другие утверждают, что Курт выбрал Reciprocal, потому что именно там была записана его новая любимая пластинка, The Screaming Life группы Soundgarden, изданная начинающим сиэтлским инди-лейблом Sub Pop.
