– Мне показалось, что местная панк-сцена в каком-то смысле пошла вразнос, – говорит Дэйв. – Я видел прилавок с футболками Nirvana – каждый чертов подросток и его старший брат покупали футболки с надписями «crack smokin» и «fudge packin»
[74]. В тот вечер было продано, наверное, около двухсот футболок – для местного панк-концерта это безумие. Я вообще не понимал, во что ввязываюсь.
На Дэйва Nirvana не произвели особого впечатления.
– Я думал, что ничего особенного в них нет, – говорит он. – Эти парни не слишком впечатлили меня. Перед ними играли The Melvins, и я так ими увлекся, что к началу сета Nirvana уже устал.
Тем не менее материал казался интересным, и, помимо этого, хоть Дэйв и думал, что Дэнни Питерс был «чертовски невероятным ударником», ему казалось, что Nirvana с Питерсом звучит не совсем правильно. Вероятно, он был прав: Питерс – превосходный, энергичный барабанщик, но не играет в том тяжелом, напоминающем Бонэма стиле, которого требует Nirvana. На концерте в Motor-Sports Питерс играл хорошо, но не слишком вписывался – словно человек в очень красивой шляпе, которая тем не менее не подходит к его костюму.
Поначалу Дэйв поселился у Криста и Шелли. На следующий день после выступления в Motor-Sports-шоу Крист и Шелли устроили барбекю, во время которого Крист, Курт и Дэнни Питерс дали интервью для обложки ныне несуществующего английского музыкального еженедельника Sounds. Никто не должен был знать, что они прослушивают нового барабанщика.
Через несколько дней Курт и Крист прослушали Дэйва в «Голландце».
– Нам понадобилось две минуты, чтобы понять, что он тот самый барабанщик, – говорит Крист. – Он был жестким ударником, очень динамичным. Он был таким ярким, таким горячим, таким жизнерадостным. Он зажигал.
Дэйв был ровным, уверенным, обладал вкусом и определенно был мощным ударником. Дробь на малом барабане звучала как мощный рокот вращающегося вертолетного винта; когда он стучал по своим гигантским том-томам, они не столько издавали звук, сколько грохотали, словно выстрелы из дробовика; огромные тарелки под его атакой трепетали, как боксерские груши. К тому же Дэйв умел петь, что впервые дало группе возможность живой гармонии.
Теперь возник деликатный вопрос – как сообщить Дэнни Питерсу, что он должен покинуть группу, отыграв всего несколько недель.
Несколько дней спустя во время акустического выступления на радио-шоу Кэлвина Джонсона на радиостанции KAOS Курт рассказал, что у них появился новый барабанщик и что он еще даже не сообщил Питерсу эту новость.
– Кто этот новый барабанщик? – спросил Джонсон.
– Его зовут Дэйв, и он маленький Дейл Кровер, – ответил Курт. – Он играет почти так же хорошо, как Дейл. И через несколько лет практики он может даже составить ему конкуренцию.
Курт признал неловкость ситуации с Питерсом.
– Дэн – прекрасный человек и прекрасный барабанщик, – сказал он, – но мы не можем упустить возможность поиграть с барабанщиком нашей мечты, которым оказался Дэйв. Мы мечтали о таком ударнике около двух лет. Это облом, большой облом.
Планировался тур по Англии.
– Курт позвонил мне, – говорит Питерс, – и сказал, что они собираются идти к Geffen, а я такой – «круто». И продолжаю: «Так что насчет этого тура?» И он продолжает: «Ээээ, ну… Ну, хорошо, хорошо… У нас теперь другой барабанщик». И я совсем не расстроился. Я даже ожидал чего-то подобного и произнес что-то вроде: «О, это круто». Я не был уверен в том, что именно они чувствовали, потому что коммуникативные навыки у них в то время почти отсутствовали. Я совсем не расстроился. И не расстроен до сих пор.
И как отмечает Крист: «Если бы он присоединился к нам, Mudhoney настал бы конец. А мы так любили Mudhoney, что не хотели нести за это ответственность».
– Дэйв подходит им гораздо больше, чем я, – признается Питерс. – Это действительно так. Для меня это тоже важно. У него есть все, что нужно, он выбивает из барабанов все дерьмо. Они определенно нашли того, кто подошел им лучше.
Питерс некоторое время играл со Screaming Trees, а затем Mudhoney снова собрались и позже, в 1992 году, подписали контракт с Warners. Питерс говорит, что отлично проводит время с Mudhoney, одной из величайших рок-н-ролльных групп Америки. «Только вот Nirvana выпустила гребаную убойную пластинку, и я уверен, что мне бы понравилось играть на ней», – говорит он.
Тем временем Scream растворился, и гитарист и певец, братья Франц и Пит Шталь, позже образовали Wool. Летом 1993 года Дэйв присоединился к Скитеру и братьям Сталь для триумфального тура в честь воссоединения Scream.
Курт и Крист нашли репетиционное помещение в Такоме, в переоборудованном сарае – там был коричневый ворсистый ковер и массивная акустическая система, издававшая громкий шипящий звук. Они делили точку с симпатичной барной группой – студентами из Института гитарной технологии, по предположению Криста.
Дэйв прожил с Кристом и Шелли месяц, а потом переехал к Курту в Олимпию. Дом Кобейна и Грола был по колено завален палочками от корн-догов
[75]. «Это был самый грязный свинарник, в каком я когда-либо жил», – говорит Курт (и это говорит о многом). Они коротали время, стреляя из пневматического ружья, иногда попадая прямо в окна здания государственной лотереи на другой стороне улицы.
Дэйв описывает квартиру как «маленькую, захламленную, грязную и вонючую». Шестифутовый Дэйв спал на пятифутовой кушетке. Он спал в той же комнате, где стоял аквариум Курта, и стук о стекло панцирей черепах, пытающихся сбежать, не давал ему спать по ночам.
– Это было так странно, – говорит Дэйв. – Последние два с половиной года были очень странными.
– Заняться было особенно нечем, – продолжает Дэйв. – Большую часть времени я проводил, сидя в комнате, молча читая или просто ничего не делая в полной тишине, уставившись на стены. Или же я шел в центр города и смотрел девяностодевятицентовый фильм или стрелял из пневматического оружия на заднем дворе.
Курт и Дэйв начали ложиться спать в шесть утра, когда вставало солнце, и просыпаться на закате, не видя дневного света.
Эти двое почти не разговаривали. Разговор редко заходил дальше чем «есть хочешь?» – «да».
Тем не менее после переезда к нему Дэйва Курт стал более общительным.
– Курт вроде как вылез из своей скорлупы, – говорит Слим Мун. – Он больше бывал рядом и, казалось, был доволен своей жизнью. Курт общался с обыкновенными жителями Олимпии.
Присутствие такого количества творческих людей, казалось, оказывало на Курта бодрящее, вдохновляющее воздействие; в Олимпии он мог самовыражаться без стеснения или страха быть отвергнутым. Как очень творческий человек, Курт стремился быть рядом с другими творческими людьми. В Олимпии он ценил то, что его ценили.
