– В промежутке между 24 сентября и Рождеством Nevermind жил своей собственной жизнью, – говорит Гэри Герш. К январю газетные киоски были забиты историями о Nirvana, и появление 11 января Saturday Night Live еще больше повысило продажи. К этому моменту продажи Nevermind составляли более 300 000 копий в неделю, включая 373 250 в последнюю неделю декабря, когда дети шли и тратили свои рождественские деньги и подарочные сертификаты на альбом, о котором говорили все их друзья. В это время в чарте Billboard Top 200 Albums Nirvana вытеснила с первого места Майкла Джексона. Группа продавалась лучше, чем Гарт Брукс, Metallica, U2, Guns n’ Roses и MC Hammer. Журнал Billboard назвал Nevermind «межформатным феноменом», появляющимся на станциях хард-рока, современного рока, на радио колледжей, AOR-станциях и, в конце концов, на CHR.
Однако тот факт, что альбом занял первое место, был чем-то странным. Как назло, U2 решила выпустить свою версию арт-роковой пластинки, Майкл Джексон продолжил свой творческий путь, а Guns n’ Roses сочли нужным выпустить сразу два альбома.
– Они столкнулись с плохой конкуренцией, поэтому им было нетрудно добиться успеха, – говорит Стив Фиск. – Всякий раз, когда музыка становится достаточно плохой, это превращается в окно для новых возможностей, и случается всякое дерьмо.
Когда Nirvana отправилась в тур по США по местам, которые были слишком далеки от точек стремительно растущих продаж, это создало эффект, похожий на тот, который случился после выпуска их первого сингла ограниченным тиражом в тысячу экземпляров. Приз стал намного более ценным, усиливая интерес к группе и повышая продажи.
Феномен Nevermind символизировал огромные перемены в рок-музыке. Так называемые «волосатые» – Poison, Warrant, Winger и так далее, те, кого продвигало голливудское музыкальное сообщество, – воспринимались как простые актеры, корпоративные служащие, позеры, фальшивки. И их некачественная музыка вместе с идущим с ней рука об руку сексизмом и мачизмом становилась все более банальной. Хотя иногда они и выпускали какую-то запоминающуюся песню, но никакого резонанса все равно не имели.
Частью удовольствия было восхищение – прошло много времени с тех пор, когда рок-группа действительно что-то значила, когда альбом, казалось, определял такое большое и неизбежное культурное событие. Что-то витало в воздухе, и Nirvana превратила это в музыку.
Покупка альбома Nirvana была чем-то вроде потребительского бунта. Люди отвергали старую гвардию и следовали своим чувствам, вместо того чтобы покупать то, что предлагала им большая и хорошо налаженная машина рекламы. Люди выбирали суть, а не образ. Связь была довольно слабой, но в глубине души чувствовалось, что на выборах в ноябре произойдет нечто удивительное.
Успех альбома совпал с общей тягой к «настоящему», охватывающей такие вещи, как шоу MTV Unplugged, возобновление интереса к продуктам без добавок, появление сегментов сетевых новостей, которые вскрыли махинации политической рекламы.
– Мы не позировали и не пытались быть кем-то, кем не были на самом деле, – говорит Дэйв Грол. – Это была своего рода сделка – у тебя есть хорошая музыка, у тебя есть нормальные люди. Примерно так Брюс Спрингстин может продать огромный стадион в Нью-Джерси, потому что он гребаный «мужик с района». Я думаю, это как-то связано с тем, что люди видят нормальных людей и ценят их.
– Nirvana воплощала стремление к моральной вселенной, которая была более реальной и более искренней, чем то, что в то время происходило в обычном рок-мире, – говорит Голдберг, – и я думаю, что это пересекается со стремлением к пост-рейгановскому набору ценностей. Между их стремлением к аутентичности и искренности и этикой есть связь – это реальная приверженность очень привлекательному подходу. Они передают набор равноправных и ориентированных на этику ценностей, менее мужественных и менее ориентированных на силу. Все это, в сочетании с музыкальной гениальностью, и составляет их сущность.
Дэйв хоть и отрицает свою способность к анализу, но все же прекрасно понимает, какие именно обстоятельства привели к успеху Nevermind.
– В роке было странное затишье, пустота, – говорит он. – Если вы посмотрите на топ-10 за год до появления Nevermind, то увидите, что там почти не было рок-музыки, за исключением плохого хэви-метала, с которым мало кто мог себя ассоциировать. Я думаю, что, когда вышла наша музыка, ее увидели укурки, скейтеры, беспризорные дети – увидели группу беспризорных детей, играющих музыку, звучащую так, словно мы на что-то злимся. И мне кажется, что многие люди увидели в ней себя. И песни были хорошие. У Курта отличный голос. Песни были запоминающимися и простыми, совсем как песенка про азбуку в детстве.
Скрытая цель рок-музыки – злить родителей. Но родители двадцатилетних сами выросли на рок-н-ролле, так что злить предков стало намного тяжелее, чем в шестидесятые. Nevermind, с его опустошающим криком, всепроникающим искажением и оглушительной атакой, превосходно достиг этой цели. Но, несмотря на все это, нельзя было отрицать и то, что музыка была просто необыкновенной. Она захватила всю энергию и возбуждение панка и применила его к песням, которые люди еще долго могли напевать после того, как дослушали альбом.
В отличие от многих альбомов, состоящих из одного или двух синглов и кучи «наполнителей»,Nevermind– действительно хороший альбом от начала до конца. Вы можете поставить компакт-диск и слушать все подряд, не пропуская ни одной песни.
– Ключ к Nirvana – это песни, великие, поистине великие песни, – говорит пятидесятилетний Эд Розенблатт. – Я ставлю их на одну ступень с R.E.M., с Полом Саймоном.
Несмотря на то что ни пресса, ни публика не считают его таковым, Курт Кобейн действительно является автором песен. Одним махом Курт отвоевал поп-музыку у искаженного, порожденного кровосмешением урода, которым она стала. Песни написаны не ради них самих, как практиковали Элвис Костелло, Маршалл Креншоу и Майкл Пенн, которым в последнее время, казалось, доставляло особое удовольствие скрывать те самые эмоции, которые они так искусно пытались передать. Музыка Курта проникала прямо в душу. Его тексты не были мучительной игрой слов, направленной на то, чтобы пощекотать воображение какого-нибудь пресыщенного рок-критика, а аккордовые прогрессии не были предназначены для того, чтобы произвести впечатление на студента Джульярда
[91]; вместо этого слова усиливали общее ощущение музыки. Как классный гитарный звук или рифф, они сделали музыку рок-н-роллом. Музыка была гениальной, мелодии были незабываемы.
Бутч Виг отдает должное голосу Курта.
– Если бы вы взяли все его песни и попросили кого-то другого их спеть, они не имели бы такого эффекта, – говорит он. – В облике Курта есть что-то такое, что выводит их на новый уровень. В его голосе есть тайна, страсть, напряженность и что-то практически сверхъестественное. Вы слышите его голос, и он рождает в вашем сознании какой-то образ.
