Это феномен, который критик Rolling Stone Ральф Дж. Глисон однажды определил как «yarrrrragh», гэльское слово, обозначающее редкое качество, которое есть у некоторых голосов, – остроту, способность сказать что-то о состоянии человека, выходящие далеко за рамки простого пения правильных текстов и попадания в правильные ноты. Семиолог Ролан Барт назвал это «зерном голоса». Оно есть у Роберта Джонсона, у Хэнка Уильямса; в наши дни это такие люди, как Марк Ланеган из Screaming Trees и Курт Кобейн.
Каждый участник вносил какой-то вклад в группу. Вклад Курта, возможно, более очевиден, но в то же время Крист долгое время был единственным связующим звеном между группой и прессой, его деловое чутье незаменимо, и на ранней стадии его откровенная политическая чувствительность имела для группы важное значение. Химия Криста с Куртом на сцене неопределима, но ясна. И не следует забывать о его неизменной, на протяжении многих лет, поддержке Курта в реализации его музыкального видения.
Вклад Дэйва в группу по большей части остался незамеченным. Его мощная барабанная дробь подняла группу на совершенно новый уровень, как визуально, так и музыкально. Попробуйте представить себе Come As You Are без вдохновенного барабанного боя в конце, который просто отправляет трек на заоблачные вершины, а мощное звучание малого барабана пулеметом подгоняет группу в припеве In Bloom. Дэйв безжалостный молотильщик, но в то же время его партии отчетливо музыкальны – даже без остальной музыки нетрудно понять, какую песню он играет. Его личный вклад также очень важен.
– Практически при любых обстоятельствах Дэйв – это тот, кто все время тверд, как скала, – говорит Алекс Маклеод. – Он хорошо влияет на них обоих.
– В целом у них есть все – отличный барабанщик, отличный певец, отличный имидж, отличные песни, отличная медийная составляющая, отличная живая группа, – говорит Дэнни Голдберг. – Все это вроде как сработало. Они преуспели в полудюжине различных сфер.
Влияние альбома было таково, что в наши дни эксперты индустрии говорят о «музыкальном бизнесе после Nirvana». Одно из последствий, как выразился Мэтт Лукин, заключается в том, что после Nirvana «андеграунд уже не такой андеграундный, как раньше».
Успех Nirvana также продемонстрировал музыкальному бизнесу ошеломляющую мощь инди-сети. Nirvana не могла бы прорваться так высоко без многолетней напряженной работы таких лейблов, как SST, Twin/Tone и Touch & Go, а также таких групп, как Sonic Youth, Black Flag, The Minutemen, The Replacements и R.E.M., – все они построили систему, с помощью которой дети могли поймать инди-кайф – вне сферы влияния основных лейблов.
Следовательно, лейблы стали уделять больше внимания группам с последователями – то есть группам, которые действительно нравились людям, – а не просто осуществлять выгодные вложения. Они передали часть контроля над тем, что подписывается и продвигается в больших масштабах. По мере того как региональные музыкальные сцены набирали силу, они начали децентрализовать музыкальный бизнес. Значительная часть власти перешла от корпоративных рок-фракций на крупных лейблах к людям, которые следили за инди-рок-сценой.
– Нет никаких сомнений в том, что есть пятнадцать или двадцать человек, которые сейчас могут подписывать договоры и которые не могли этого сделать два года назад, – говорит Голдберг.
Эти люди начали садиться на ближайший самолет до Сиэтла, и довольно скоро любой музыкант из этого района с длинными волосами и во фланелевой рубашке мог получить контракт на 350 000 долларов. В какой-то момент в начале 1992 года северо-западные группы стали подписывать контракты с невероятной скоростью – по одному в неделю. Индустрия еще много лет будет работать со всеми группами, контракты с которыми подписывает новая волна агентов.
После Nirvana некоторые горячо преследуемые альтернативные группы требовали более высокого аванса. А так как лейблы не совсем понимали их музыку или аудиторию, группы получали полный контроль над творчеством.
С возрастом бумеры стали покупать все меньше пластинок.Nevermind ознаменовал эту смену музыкальной потребительской гвардии. Крупнейшие лейблы поняли, что должны обратиться к этому развивающемуся рынку. И этот рынок внезапно разграничил тех, кто покупал пластинки Def Leppard, и тех, кто их не покупал.
Мейнстрим-радио получило урок, потому что пластинка стала популярной и без него. И все знали, что это не случайность, потому что Nevermind был, бесспорно, величайшим альбомом. А за Nirvana следовала целая армия групп-единомышленников. Сделав отличный альбом в рамках суперструктуры крупного лейбла, сохраняя его целостность и признавая основные музыкальные вкусы, Nirvana добилась своего. Возможно, главное послание успеха Nevermind заключалось в том, что даже одна маленькая группа (или человек) может внести большие изменения в большие и, казалось бы, неподвижные институты.
Глава XI
Слэм с мистером Браунстоуном
Курт и Кортни вместе принимали героин в Амстердаме в течение двух дней перед Днем благодарения в 1991 году.
– Это была моя идея, – говорит Курт. – Это я предложил. Но я не знал, где его достать, так что Кортни была единственной, кто мог бы каким-то образом его раздобыть. Именно она отвезла меня туда, где у нас был шанс найти его. Мы делали это всего дважды за весь тур.
Они нашли на улице парня, который отвез их в печально известный район красных фонарей, где они и приняли наркотик. Позже в Лондоне они приняли его еще раз.
Боль в животе сводила Курта с ума во время европейского тура, делая его хронически раздражительным и асоциальным.
– Огромная ненависть всплывала на поверхность, потому что я был в таком хреновом психическом состоянии, – говорит он. – Я был так зол на свое тело, что не мог ни с кем общаться. Я был ужасным невротиком, потому что мне все время было больно. Люди понятия не имели, что мне больно, а я не мог жаловаться на боль двадцать четыре часа в сутки.
Курт говорит, что боль превратила его в самоубийцу, поэтому он просто выбрал свой яд.
– Я решил, что хочу жить своей жизнью, – говорит он. – Если я собираюсь покончить с собой, то только по какой-то весомой причине, а не из-за какой-то дурацкой проблемы с желудком. Поэтому я решил взять все и сразу.
В начале декабря, когда Курт вернулся в Сиэтл после тура, а Кортни все еще была в Европе с Hole, он начал общаться с одной выздоравливающей наркоманкой. Вскоре он уговорил ее купить ему героин. Сначала она работала на него только тогда, когда ей этого хотелось, но вскоре стала доставать для него героин каждый день.
Вскоре Курт и его поставщица испугались.
– У меня не было передозировки, – говорит он. – Она подумала, что у меня передозировка, и начала делать мне искусственное дыхание, но я слишком быстро встал и упал из-за этого. Она делала мне искусственное дыхание рот в рот и говорила, что я посинел, но я был в отключке совсем недолго – может быть, полминуты. Просто ей было немного страшно. Она отреагировала слишком резко.
