– Дэйв – практически единственный человек, с которым я когда-либо действительно говорил обо всем этом дерьме, – говорит Курт. – Крист был очень осуждающим – он только и делал, что посылал мне плохие флюиды и грязные взгляды.
Фанатам нравится думать, что их любимые группы похожи на The Monkees – живут вместе, разделяют хорошие и плохие времена, и вообще знают все друг о друге. Но дело в том, что Nirvana больше не была такой дружной, сплоченной группой.
Возможно, это было для его же блага, но, как только Шелли начала ездить с ними в туры, Крист перестал так часто общаться с группой, а потом и Кортни присоединилась к Курту.
– Мы больше ничего не делали вместе, – говорит Курт. – Раньше мы ходили куда-нибудь каждый вечер, потому что были лучшими друзьями и больше никого не знали. Мало-помалу все начали обзаводиться подругами, и мы перестали жить в одних и тех же гостиничных номерах и тому подобное. Раньше мы всегда останавливались в одном номере отеля.
Поскольку никто напрямую не спрашивал Курта о том, что происходит, то даже внутренний круг общения был полон слухов, что приводило Курта в бешенство и еще больше отталкивало всех остальных.
– Я терпеть не могу людей, которые не могут никому противостоять, – говорит Курт, судя по всему, не обращая внимания на то, что он сам является главным преступником в этом отношении. – Если у тебя с кем-то возникли проблемы, ты должен прямо спросить их об этом. Они никогда этого не делали. В автобусе витали плохие флюиды – казалось, можно было увидеть, как они их излучают. Мне не давали покоя мысли о том, насколько эти люди бесхребетны, о том, что они вообще не знают, что на самом деле происходит, но все они догадываются, и они в моей собственной гребаной группе.
Крист считает, что это был порочный круг, подпитываемый обеими сторонами.
– Когда Курт изолировался, люди реагировали на это, но он изолировался, чтобы таким образом реагировать на реакции людей, – говорит Крист. – Это просто превращается в какую-то чушь собачью.
– Я был гораздо более несчастен во время тех туров, когда меня рвало каждую ночь, я не ел и был абсолютно нормальным, – говорит Курт. – Я был скорее ублюдком и плохим человеком. Большую часть времени рядом со мной было трудно находиться. Я просто смотрел перед собой и старался не блевать, из-за чего другим было трудно общаться со мной. Но когда я начал принимать наркотики, я чувствовал себя прекрасно – и впервые за долгое время я был счастлив. Я надеялся, что теперь все будет хорошо, но в итоге то, что я начал принимать наркотики, создало еще больше проблем, хотя я наконец-то почувствовал облегчение.
В Испании у Кортни начались легкие схватки, и она испугалась, что может преждевременно родить.
– Конечно же, – говорит Курт, – они начались у нее прямо перед тем, как нам нужно было идти выступать, поэтому я вынужден был играть, постоянно думая о том, умрет Кортни или родит ребенка.
После концерта Курт сразу же помчался в больницу.
– Это была самая мерзкая, самая отвратительная больница, которую я когда-либо видел. На стенах грязь, медсестры на испанском кричали на Кортни, приказывая ей лежать, – говорит Курт.
Ее перевезли в клинику, откуда они позвонили своему акушеру, который считал, что серьезных проблем нет, но посоветовал им на всякий случай улететь домой ближайшим рейсом.
– Нам пришлось купить два места в первом классе, чтобы Кортни могла прилечь, – говорит Курт. – Но осветили это так, словно мы выкупили целых два ряда.
В начале июля Курт и Кортни вернулись из тура и обнаружили дома крупную катастрофу. Курт, полагая, что грабителю и в голову не придет заглянуть в ванную, положил туда свою любимую гитару и, что еще важнее, несколько кассет и записных книжек, полных стихов и песен. Но, пока их не было, из-за проблемы с водопроводом ванна наполнилась грязью, и все было испорчено – гитара, кассеты и записные книжки.
Вскоре они нашли новую квартиру, комфортабельную, с двумя спальнями, в относительно дешевом («Прямо под холмом была улочка крэка», – говорит Курт) районе Голливуд-Хиллз, рядом с Голливуд-боул, с потрясающим видом на холмы. Курт начал писать все заново.
Тем временем еще одна группа с названием Nirvana – британская группа, выпустившая в шестидесятые один малозаметный хит, – подала иск о единоличных правах на название в Великобритании, но когда всплыл тот факт, что Nirvana была популярна в Великобритании более двух лет, и они ничего не предприняли за это время, дело было прекращено.
В июле Hole подписали контракт с DGC на миллион долларов, это была более доходная и выгодная сделка, чем та, которую заключила Nirvana. В статье Newsweek, посвященной нападкам на так называемые «альтернативные» группы, которые подписали контракты вслед за Nirvana, цитируется один из знатоков индустрии, сказавший, что «спать с Куртом Кобейном стоит миллион долларов». DGC отрицает, что это имеет какое-либо отношение к подписанию контракта. Вдалеке слышится недоверчивый смех.
Если не считать метадона, который Курт принимал во время летних гастролей, он употреблял героин месяцами, на протяжении почти всей беременности Кортни. В это время ему приходилось принимать большие дозы, чтобы получить тот же самый кайф, и в конце концов он выработал привычку тратить по четыреста долларов в день. Сделать дозу еще выше он не мог, потому что его банкомат не выдавал больше четырехсот долларов в день.
– Дошло до того, что я укололся на сто долларов и даже не почувствовал этого, – говорит он. – Я просто наполнял шприц, насколько возможно было его наполнить, не сломав. В тот момент я даже не понимал, зачем все это делаю.
Следующим шагом мог бы стать спидбол, смесь кокаина и героина, которая убила Джона Белуши. Из-за неизбежного появления ребенка 4 августа Курт обратился в Седарс-Синай за детоксикацией, проведя там в общей сложности двадцать пять дней.
– С одной стороны, он хотел покончить с собой, а с другой – жить, – говорит Дэнни Голдберг. – Он решил остаться в живых.
Гитарист Hole Эрик Эрландсон посещал Кортни и Курта на протяжении всего этого тяжелого испытания.
– Все это время он спасал наши жизни, – говорит Курт. – Эрик был единственным кусочком реальности, единственным спокойным человеком, который был примером того, какой может быть жизнь после того, как закончится это безумное дерьмо.
В знак благодарности они включили Эрландсона в свое завещание.
Кроме Эрландсона, на ранних стадиях реабилитации Курта никто не навещал.
– Я был в очень уязвимом эмоциональном состоянии, такое бывает в первые десять дней, когда вам действительно плохо и вы все время плачете, – говорит Курт. – Это так путает твой мозг – словно бесконечный кислотный трип. Именно на это и похожа детоксикация. Это то же самое, что сидеть на сильнейшей дозе кислоты, которая не отпускает дней десять, и не спать. Время просто останавливается, и все, что ты читаешь или видишь по телевизору, заставляет тебя плакать. Так что на самом деле это было не самое лучшее время для встреч, потому что я бы все равно разрыдался прямо перед ними. Я не получил никакой поддержки в первые две попытки детоксикации, – продолжает он. – Никто не приходил ко мне в гости, не звонил, ничего такого. На этот раз я потребовал, чтобы кто-то пришел и навестил меня, чтобы я почувствовал, что у меня есть друзья. Так что в конце концов Крист и Дэйв пришли.
