Книга Слишком толстая, слишком пошлая, слишком громкая, страница 36. Автор книги Энн Хелен Питерсон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Слишком толстая, слишком пошлая, слишком громкая»

Cтраница 36

Но даже случайный бунт все равно остается бунтом. В августе 2015 года Кардашьян разместила в Инстаграме селфи: беременная, в обнаженном виде. Отчасти это было сделано, чтобы пресечь слухи, будто она прибегла к суррогатному материнству. «Сначала говорили, что я слишком худая и, наверное, выдумываю насчет беременности, – написала она. – Теперь пишут, что я такая большая, что это, конечно же, фейк. Иногда я фотографировалась перед тем, как поесть, и казалась меньше, иногда – после еды, и тогда я казалась больше. Это естественный процесс. Думаю, вы все достаточно хорошо меня знаете, чтобы понимать: я бы задокументировала весь процесс, если бы прибегла к суррогатному материнству. Тела у всех разные, и беременность тоже! Я научилась любить свое тело на любой стадии! Я стану еще больше, и это тоже будет прекрасно!»

Проявления того, как любое тело может отличаться от эталона, будь то у Кардашьян, или Джессики Симпсон, или любой другой женщины, чья беременность протекает не так, как у Кейт Миддлтон, будут восприниматься как непокорность и требовать цензуры или порицания.

У беременных женщин больше возможностей в общественной сфере, чем раньше, и все же на протяжении пятидесяти лет они вынуждены вести настоящую борьбу за свою репродуктивную свободу. Конечно, здесь есть свои противоречия, и все же такова суть любой идеологии: пусть даже эмансипация позволяет выставлять беременное тело напоказ, это тело все равно должно соответствовать меркам, установленным патриархальным режимом. Как заявляет Крамер, не было простым совпадением, что, пока публика следила за подготовкой Кардашьян к родам, политик Вэнди Девис боролась с ограничением абортов в Техасе. Когда тело становится достоянием общественности, а с беременным телом именно это и происходит, то не только публика получает право как угодно его обсуждать, но и законодательство, основанное на патриархальных устоях, обретает над ним контроль  [250].

Кардашьян могла расстраиваться, печалиться, переживать из-за того, как оказалась принята ее беременность, и из-за того, что не смогла соответствовать идеалу. Но, когда все пошло не по плану, она стала выстраивать новый план, она вела игру на собственных условиях, а весь мир твердил ей, что она не только «слишком беременная», но и слишком пышная, искусственная и поверхностная. Ажиотаж вокруг Кардашьян вне ее власти: это неизбежно, если женщина выставляет на рынок свой образ жизни. Даже выйдя замуж за лучшего рэпера мира, она все равно останется самой влиятельной в своем кругу.

Кардашьян легко принять за женщину, авторитет которой преувеличен: этому способствуют показные кротость и послушность, налагаемые имиджем. Но последние десять лет, в том числе и во время первой беременности, на нее делали слишком высокие ставки. Она может отказываться от ярлыка феминистки, но это не означает, что ее борьба за право любой беременности оставаться на виду и не соответствовать никаким рамкам не является феминистской.

Понадобятся годы влияния Кардашьян, чтобы полностью оформился новый тип непокорности. Но как появление Деми Мур на обложке Vanity Fair породило бурю обсуждений публичной демонстрации беременности, так и тело беременной Ким, уподобленное киту, вырезанное с обложки Vogue, затравленное, может означать наступление новой эры – эры, когда Верховный суд отменит те законы, против которых сражалась Венди Дэвис; эры, когда самая знаменитая женщина планеты показывает, что у каждой женщины своя, особенная беременность, и даже если она знаменитость, то это все равно только ее дело.

Глава седьмая. Слишком визгливая: Хиллари Клинтон

«Не сочтите меня сексистом, но что есть, то есть, – сказал Деннис, шестидесятитрехлетний учитель из Стиллуотера, штат Оклахома, в интервью журналу Esquire. – Я не верю, что она, женщина, сможет сделать то, чего не сумел мужчина, наделенный теми же возможностями». Деннис был одним из десятков мужчин самого разного возраста и рода занятий, которых журнал Esquire опрашивал в февральском выпуске 2016 года. Все они придерживались разных мнений о Хиллари Клинтон, но идеологическое ядро во всех комментариях было одно. Иногда, как в приведенной цитате, они открещивались от сексизма, но тут же дальнейшими словами именно его и демонстрировали. В других комментариях неприязнь выражена не так явно: «Не думаю, что у нее хватит искусства достаточно тепло и дружелюбно держаться на публике, – говорит Джереми, пятидесятивосьмилетний генеральный директор из Альбукерке, штат Нью-Мексико. – По-моему, она холодная, как истукан». Или вот, слова Расселла, фермера пятидесяти семи лет, из Самтера, штат Южная Каролина: «В ней есть что-то жесткое и слегка высокомерное, – объясняет он. – Эдакое «да ну вас!» [251].

На протяжении всей своей общественной жизни Клинтон получает эпитеты типа «неприятная», «несимпатичная», «стервозная» – все, что обычно звучит в адрес истинно непокорных женщин. У некоторых она вызывает отвращение, поскольку ассоциируется со всеми неприятностями, творящимися в нашем быстро меняющемся мире. И неудивительно. Всю свою сознательную жизнь Хиллари Родэм Клинтон привыкла быть первой. Она была первой женщиной-партнером в своей юридической фирме, первой женщиной-профессионалом, ставшей первой леди. И до ошеломляющего проигрыша Дональду Трампу она могла стать первой женщиной – президентом США.

Если все непокорные женщины, о которых идет речь в этой книге, придерживались узенькой тропинки компромисса, то про Клинтон правильнее было бы сказать, что она ступала по натянутому канату. Она была напористой, но не начальственной; женственной, но не манерной; опытной, но не высокомерной, модной, но не поверхностной; сильной, но не резкой. Иными словами, в меру женственной, в меру мужественной. Такие могут стать и всем, и ничем.

Клинтон выдержала двадцать лет подобных нападок, держась, словно в крепости. Это дало свои плоды: на выборах в 2016 году она получила симпатию и поддержку именно благодаря тому, что добрую четверть века оборонялась против направленного на нее сексизма. Это сочетание – Клинтон и ярый женоненавистник, ее оппонент, заставили и журналистов, и избирателей задуматься, по каким же меркам стоит судить о политике. И все критерии носили откровенно маскулинный характер. Все разочарования и обиды от нападок оппонентов, прессы и избирателей вылились в нечто более существенное.

«Визг» – самое подходящее определение для того, что бывает, если женщина с высоким голосом пытается говорить громко. Уничижительное словцо для той половины человечества, которая пытается привлечь к себе внимание так же, как мужчины. В этом суть непокорности Клинтон: она добивалась такого же статуса, внимания и власти, как у мужчин. В результате ее кампания не только выявила насквозь прогнившее отношение к женщинам у власти. Она еще и укрепила его. То, что казалось началом великих перемен, обернулось крахом – не только самой Клинтон, но и всего движения непокорных женщин.

Слава непокорной женщины сопровождала Клинтон лет сорок. Ее торжественная речь в Колледже Уэлсли в 1969 году оказалась настолько зажигательной, что ей стоя аплодировали семь минут. В своей речи, упомянутой впоследствии в журнале Life, она не только говорила о своих надеждах, но и критиковала университетскую жизнь, от которой зависело благополучие студентов  [252]. По окончании университета она уехала на Аляску и работала на консервном заводе, пока ее не уволили за жалобы на условия труда. Она поступила на юридический факультет Йельского университета после того, как в Гарварде один из профессоров заявил ей, что у них «уже достаточно женщин». Она состояла в комиссии Уолтера Мондейла и следила за положением работающих мигрантов и условиями их труда. Она возглавляла кампанию Джорджа Макговерна в Техасе. Систематически отказывалась выйти замуж за Билла Клинтона. Все до того, как ей стукнуло двадцать пять.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация