Этот эксперимент оказался менее удачным, чем ожидал Эвергет. Жрецы из хоры
[32] даже жаловались на то, что правители чересчур благоволят Александрии. Тот факт, что этот быстрорастущий город, главенствующее положение в котором занимали греки, отобрал у Мемфиса роль столицы, и без того воспринимался египтянами болезненно, а перенос в него главного жилища самого почитаемого в Египте бога казался им настоящим позором. Эвергет с негодованием прислушивался к тому, о чем перешептывались люди. Не он ли кормил всех жрецов во время недавнего голода? Не он ли вернул фиванским жрецам изваяния божеств, украденные Камбизом, и внес свой вклад в рост доходов священного быка Мемфиса? Более благопристойным для тех, кто получил что-либо от щедрот Эвергета, было бы последовать примеру Адулиса, малопримечательного поселения на побережье Красного моря. Там, в дикой и недружелюбной стране троглодитов, почитатели Эвергета установили поразительный мраморный трон, на ступенях которого записали количество слонов, переданных на службу Птолемею, и рассказ о его завоеваниях в Вавилонии, Сузиане, Малой Азии, Фракии и Эфиопии
[33].
Эти достижения, вероятно, были несколько преувеличены, так как в Малой Азии и Фракии Эвергету удалось занять только побережье, а в Эфиопии – лишь территорию, граничившую с Красным морем.
Царь не хотел ссориться со жречеством, так как нуждался в поддержке священнослужителей для проведения реформы, которую считал крайне необходимой. Она была связана с изменением системы летосчисления, подразумевавшим замену старого календаря, служившего египтянам на протяжении нескольких тысячелетий, на новый. Прежде год в Египте делился на 12 месяцев по 30 дней каждый, к которым прибавлялись пять дополнительных дней. Но в какой-то момент накопилась значительная погрешность, так как Земле для того, чтобы обернуться вокруг Солнца, требуется не 365 дней, а примерно на шесть часов больше. В итоге древнеегипетский календарь отставал от реального течения времени на один день каждые четыре года.
Возможно, жрецы знали правду, но столь незначительные отклонения мало значили для них, а земледельцев летосчисление не интересовало. Год для последних состоял из сезонов: половодья, всходов и засухи, и их совершенно не интересовали вычисления, придуманные учеными мужами. Путаница охватила и летосчисление, использовавшееся в государственных и торговых целях, – тексты огульно датировались в зависимости от года правления, с указанием финансового, египетского или македонского года. Гениальный Эратосфен сумел зародить в Эвергете желание сделать летосчисление более точным, а для этого царь нуждался в помощи египетских жрецов. Поэтому в 238 г. до н. э. он собрал в Канопе верховных жрецов, пророков, хранителей облачений богов, тех, кто носил опахала, писцов и второстепенных священнослужителей из всех крупнейших египетских храмов.
Потомки по непонятным причинам предали забвению вклад Эратосфена в развитие научного знания, но его самобытный ум и безграничная эрудиция заслуживают лучшей участи. Он жадно впитывал в себя любые знания. Эратосфен был и астрономом, и математиком, и географом, и историком, и философом, и критиком. Его знания и занятия были настолько разносторонними, что почитатели таланта этого ученого назвали его пентатлосом, повелителем муз, а недоброжелатели – бетой
[34], то есть вторым во всех областях знаний, не способным достичь первенства ни в одной из них.
Рожденный в Кирене в 276 г. до н. э., Эратосфен отправился в Александрию вслед за Каллимахом, завершил образование в Афинах и остался бы там, если бы не получил льстивое послание от Эвергета, предлагавшего ему вернуться в Египет и работать библиотекарем. Там, избавившись от необходимости зарабатывать на жизнь преподаванием, он посвятил себя научным исследованиям. Эратосфен написал исторический труд, повествование в котором начиналось с осады Трои, сочинения о древней комедии и о географии Древнего мира, трактат, посвященный измерениям и математике, и описание планет и неподвижных звезд. Эти труды вполне оправдывали его притязания на гордое звание филолога – Эратосфен стал первым из получивших его александрийцев, но при этом он никогда не претендовал на то, что знает абсолютно все. Когда один из соперников ученого, завидовавший ему, предложил ему проследить маршрут странствий Одиссея, тот ласково ответил: «Можно найти местность, где странствовал Одиссей, если найдешь кожевника, который сшил мешок для ветров»
[35]. Его основное достижение состояло из двух частей. Во-первых, он сумел рассчитать длину земного меридиана, причем полученная им цифра незначительно отличается от результата современных измерений. Во-вторых, Эратосфен убедил Эвергета реформировать календарь. В том, что этот эксперимент провалился, не был виноват ни сам ученый, ни его повелитель.
Жрецам понравилось жить в Канопе. Пожилые священнослужители были рады, что он расположен вдалеке от Александрии и ничто не отвлекает их от размышлений, а жрецы помоложе с удовольствием пользовались гостеприимностью этого полного мишуры города. Последние попали в новый мир. Жизнь провинциального жреца была достаточно монотонной. Эти люди выполняли простую, но однообразную работу, и каждый день был копией предыдущего. Утром они посвящали себя возлияниям, подношениям и ритуалам, а днем составляли ответы на вопросы, заданные храмовому оракулу.
Обитатели Мусейона ограничились изучением достижений греческой культуры и не снисходили до знакомства с египетской. Среди них не было второго Геродота, способного составить описание этого народа. Возможно, в этом нет ничего странного, так как все отношения между Александрией и хорой ограничивались торговлей, а власть занималась в первую очередь сбором податей. В итоге брошенные на произвол судьбы египетские жрецы потеряли интерес к получению новых знаний. В своих разговорах они ограничились пересказом слухов, а единственным их стремлением стало желание занять более высокую жреческую должность.
