В Птолемаиду, расположенную в Эфиопии, спешно были отправлены охотники, которые должны были способствовать усилению отрядов боевых слонов. Считалось, что в войске должен быть один слон на тысячу солдат, и рассудительные командиры не торопились выйти на поле боя с меньшим их количеством.
Вполне вероятно, что это занятие не пользовалось большой популярностью, хотя командир охотничьей экспедиции Арканан считал иначе. Очевидно, скудный рацион и изнуряющий климат вызывали недовольство охотников. Иначе один из офицеров по имени Менес не стал бы направлять своему командиру, ожидавшему на побережье Красного моря, письмо с просьбой проявить терпение. Он заверял, что их подкрепление находится в пункте отправления, охотников уже выбрали, а корабли с зерном из Героополя и транспортные суда из Береники получили приказ отплывать.
Не меньшую неприязнь вызывала служба на флоте. Жизнь была более тяжелой, а риск – более значительным. Македонянам не нравилось первое, а египтян ужасало второе. За то, что у него вообще был флот, Филопатор должен был благодарить своего деда Филадельфа, про которого говорили, будто он «превзошел всех по числу кораблей». Этот царь, несомненно, много внимания уделял строительству флота – число его боевых и транспортных кораблей, варьировавшихся от судов с одной скамьей для гребцов до 30, в определенный период его царствования достигло 4 тысяч.
Однако страсть к плавучим махинам охватила все государства, имевшие выход к Средиземному морю. Царь Сиракуз Гиероним, правитель Сирии Антиох I и другие цари увлеченно строили корабли, а трирему, некогда бывшую линейным кораблем, заменили квинтиремы и суда с еще более крупным корпусом. Нам неизвестно точное значение понятия «трирема». Одни ученые считают, что все дело в трех скамьях для гребцов, расположенных одна над другой в шахматном порядке; другие склоняются к более простой версии: на этом корабле служили три подразделения гребцов – на верхней палубе, в междупалубном пространстве и на нижней палубе
[41].
Переговоры, ведшиеся в Антиохии, затянулись. Вынужденный под влиянием обстоятельств отказаться от похода на Египет, Антиох теперь стремился убедить всех в справедливости своих притязаний на Келесирию. «Разве не эта территория, – спрашивал он со страстью в голосе, – перешла к моему предку Селевку после победы в битве при Ипсе? Разве имели египтяне право оспаривать решение, принятое за столетие до этого?» Но на это Сосибий давал не менее обоснованный ответ: «Разве Птолемей не помогал тому самому Селевку, явственно понимая, что господство Египта в Келесирии никогда не будет оспорено?» Спор продолжался до тех пор, пока разъяренный Антиох не предложил Сосибию выбирать между войной и миром. Вместо ответа египетский царедворец уехал из Антиохии. Он понимал, что ничего не получит, если диалог продолжится. Он уже достиг своей цели – потянул время, чтобы Агафокл мог реорганизовать армию, и теперь был готов проверить ее в действии.
Не успел Сосибий вернуться в Александрию, как у него появилась такая возможность. Антиох, снова выступив в поход, заставил стратега Келесирии отступить за Иордан и направился в сторону Египта. Эта новость взволновала даже вялого Филопатора. Воодушевленный своей младшей сестрой Арсиноей, он отправился в Пелусий, пересек Синай и разбил лагерь неподалеку от Рафии, где его уже ждал Антиох.
У царя Египта было незначительное численное преимущество – он возглавлял войско из 65 тысяч пеших солдат, включая 25-тысячную фалангу, на 4/5состоявшую из египтян, поддержку которой оказывали отряды фракийцев, критян, пелопоннесцев, персов, ливийцев и галлов, 5-тысячной конницы, состоявшей из македонян и фессалийцев, и 73 африканских слонов. В распоряжении Антиоха имелось на 1000 меньше пехотинцев, но это компенсировалось более многочисленной конницей и бо́льшим числом индийских слонов.
На протяжении недели солдаты двух армий просто глазели друг на друга из-за ограждений – каждый полководец ждал, когда другой развернет боевой строй. Но затем 22 июня 217 г. до н. э., на рассвете, египтяне снялись с лагеря и стали передислоцироваться – конницу и слонов размещали по флангам, фаланга расположилась в центре, часть легковооруженных пехотинцев закрыла собой дыры в строю, а другая отправилась в тыл. Антиох последовал этому примеру, приспосабливая расположение своих войск к строю противника. В это время Филопатор проехал вдоль первой линии своего войска, задерживаясь то тут, то там, чтобы обратиться к солдатам с речью. Рядом с ним с волосами, развевавшимися на ветру, и горящими от чувств глазами ехала юная Арсиноя, представляя собой весьма живописное и неожиданное на поле боя зрелище и дополняя слова брата собственными. Завершив объезд, Филопатор и Арсиноя вернулись на свое место на левом фланге, и битва началась с выдвижения обоими противниками слонов.
Силы оказались не равны. Охваченные ужасом из-за громкого рева индийских слонов, их африканские собратья бросились наутек. Ничто не могло остановить панику, в которую они впали. Они врезались в строй собственного войска, разбрасывая коней и всадников, а Антиох вызвал во вражеских рядах еще большее смятение, возглавив ожесточенную атаку конницы. Охваченный пылом погони, он неосмотрительно стал преследовать убегающего врага, потеряв таким образом свое преимущество. Это была серьезная ошибка – из-за погони центр его строя обнажился и стал доступен для контрудара. Этой возможности с нетерпением ждал Эхекрат, хладнокровный и изобретательный военачальник, получивший командование правым крылом войска Филопатора. Как только Антиох исчез из вида, Эхекрат приказал своим людям выступать. Выдвинув пехотинцев вперед, он вывел конницу направо, незаметно изменил позицию и ударил противника в левый фланг. Данный маневр оказался успешным, и Эхекрат, обогнув тыл вражеской фаланги, снова изменил позицию. После этого он остановился, а потом резко погнал лошадей вперед, перерезая таким образом противнику пути к отступлению.
Поступок Эхекрата стал блестящим источником для вдохновения, примером того, как искусный ответный удар может изменить ход боя. До этого в сражении с обеих сторон участвовала только конница, но теперь настала очередь тяжеловооруженной пехоты. Прежде обе фаланги стояли неподвижно и безмолвно наблюдали за ходом ожесточенной битвы, разворачивавшейся на флангах. Антиох исчез из вида, а Филопатор прятался за собственной фалангой, где его и нашел командовавший ею Сосибий. Убедить царя покинуть укрытие оказалось непросто. Однажды он уже чудом избежал смерти и не собирался снова рисковать своей жизнью. Пока Сосибий и Арсиноя уговаривали Филопатора возглавить фалангу и выступить против врага, время, представлявшее тогда огромную ценность, уходило впустую. Эхекрат уже стал бояться, что напрасно предпринял свою отчаянную атаку.
Однако, к счастью, военачальник Антиоха замешкался. Он, видя, что оба его фланга изолированы, поддержки ждать неоткуда, и опасаясь искать пути отступления, ничего не предпринимал до тех пор, пока не услышал, как кто-то из его собственных воинов кричит от страха, и не принял решение. По направлению к сирийской фаланге двигалась сплоченная группа людей, скрывавшаяся под лесом из пик, и, охваченный внезапным приступом паники, вражеский военачальник отдал приказ к отступлению. В это время Антиох, оказавшийся уже довольно далеко от поля боя, остановил лошадей, чтобы дать им отдых. Увидев, как над Рафией поднимается облако пыли, он понял, что его фаланга спешно отступает. Он слишком поздно осознал, чем грозит ему сложившаяся ситуация. Продолжать борьбу ему было невыгодно – слишком большие потери понесла сирийская армия, дух выживших был сломлен, и Антиох, оказавшийся во главе остатков своего войска, имевших крайне понурый вид, отправился обратно в Антиохию.
