Это было началом конца. На рассвете следующего дня разъяренная толпа двинулась в сторону дворца, а добравшись туда, стала призывать Агафокла и Агафоклею выйти. Агафокл был настроен решительно. Разбудив сестру, он приказал ей одеть маленького Эпифана и последовать за ним по крытому переходу, соединявшему дворец с театром. Его построили для исключительных случаев, подобных этому. Наличие усиленных заграждений с обоих концов и посередине перехода мешало врагам проникнуть внутрь. С криком «Покажите нам царя!» телохранители прорвались через первую дверь и прошли бы сквозь вторую, если бы Агафокл не предложил вступить в переговоры. Он обещал отказаться от всех почестей и денег, если ему и его сестре сохранят жизнь, и сдаться наследнику престола, если телохранители пообещают защитить ребенка. Предводитель последних пообещал исполнить второе условие, но заявил, что принимать решение по поводу первого предложения Агафокла должны горожане.
Угрюмые александрийцы двинулись в сторону стадиона, и телохранители последовали за ними. Их появление было встречено одобрительными криками, еще больше усилившимися, когда в середину вывели лошадь с сидящим на ней юным царем. Тысяча голосов стала призывать сдаться людей, причинивших вред этому ребенку и его матери. Мальчика спросили об этом, но он не понял вопроса и, испуганный целым морем из человеческих лиц, смущенно оглядывался вокруг. Один из воинов прошептал ему на ухо, что надо кивнуть, что послушный ребенок и сделал.
Вокруг раздались еще более яростные, но в то же время радостные крики, ведь царь принял сторону народа, и толпа снова двинулась в сторону дворца, ворота которого оказались открыты, а телохранители остались на стадионе. Первыми погибли Агафокл, Агафоклея и Энанфа, тела которых буквально разорвали на части. Но люди еще не удовлетворили свою жажду мести. В такие моменты человек убивает ради убийства, а погибают не только виновные, но и невинные. Жаждавшие новых жертв люди переключились на сторонников и слуг своих врагов. В конце концов во дворце воцарилась неразбериха, а по водоотводным трубам потекла кровь. Полибий был прав, когда, описывая эту сцену, сделал следующее отступление: «Вообще египтяне в ярости страшно свирепы».
Регентство жители Александрии доверили Тлеполему и Аристомену родом из Акарнии, одному из телохранителей. Выбор оказался довольно удачным, так как последний был честным человеком и имел некоторые представления о том, как следует управлять государством. Но, к несчастью, применить свои знания на практике ему не позволили. Тлеполем, с подозрением относившийся ко второму регенту, не выпускал бразды правления из собственных рук. Эта неприятность имела бы меньшее значение, если бы сам Тлеполем обладал склонностью или умением править колесницей государства. Но успех вскружил ему голову, и этот воин, ставший образцом для подражания, герой толпы, заняв место регента, превратился в существо такое же праздное, каким был до этого Филопатор, и столь же жестокое, как Агафокл. Он упорно называл себя спасителем Египта, что было пустой похвальбой, ибо уже через несколько месяцев жители Александрии горячо молились о его смерти.
Тлеполем удостаивал своего внимания только восхвалявших его нахлебников. В Александрию снова потек поток льстецов, жаждавших получить деньги и теплое место под солнцем, и регент встречал их всех с распростертыми объятиями. Его расточительство привело к тому, что казна опустела, и, не послушав совета своего соправителя, Тлеполем решил наполнить ее за счет повышения податей. Это была последняя капля. Александрийцы взяли в руки оружие не для того, чтобы оказаться во власти второго Агафокла, и, осознав, что ему грозит, Тлеполем отошел от дел.
Более многообещающим регентам – Аристомену и Скопасу – удалось исправить ситуацию. Первый обладал воображением, столь необходимым хорошему управленцу, а для второго была характерна жажда приключений, свойственная военным. Для того чтобы успешно выйти из положения, в котором оказались новые регенты, требовались одновременно проницательность и готовность действовать. Правитель Сирии Антиох III и достигший совершеннолетия царь Македонии Филипп V решили избавить Египет от его владений. Для них ситуация складывалась весьма удачно – ослабленный внутренними проблемами, Египет был легкой добычей. Первый быстро очистил территорию Ливана от египетских гарнизонов, занял Палестину и заблокировал Газу; второй отвоевал Херсонес, захватил Самос и вторгся в Малую Азию.
Возмущенные александрийцы стыдили регентов, так легко смирившихся с поражением, и Аристомен велел своему соправителю вернуть территории, захваченные врагами. Участвовавший в битве при Рафии Скопас, с теплотой вспомнив это сражение, с воодушевлением направился в сторону Пелусия. Он, ничего не любивший так сильно, как деньги, считал, что этот поход окажется весьма прибыльным. Скопас руководствовался еще одним, на этот раз менее очевидным, доводом. Как и все греки, независимо от их политических предпочтений, он с подозрением относился к римлянам, считая, что они собираются распространить свое влияние на государства, расположенные в бассейне Эгейского моря. С помощью этого похода Скопас собирался продемонстрировать им, что по крайней мере одна держава, имеющая выход к этому морю, не нуждается в их покровительстве.
Александрийцы всецело разделяли данные убеждения. По их мнению, римляне, настойчиво требовавшие от правителей Египта советоваться с ними по вопросам внутренней политики, зашли слишком далеко, а то, что римский сенат незадолго до этого приказал изучить вопрос о том, стоит ли Египту помогать Афинам в борьбе с Македонией, вызвало у них еще большее раздражение. Аристомен, несмотря на свое эллинское происхождение, являвшийся человеком более широких взглядов, не разделял данную точку зрения. Наоборот, он считал усиление римского влияния на Востоке неизбежным и полагал, что через некоторое время существование Египта как независимого государства будет обуславливаться покровительством римского сената.
Неожиданное прибытие в Александрию римских послов во главе с Эмилием Лепидом, приехавших, чтобы объявить о победе над Карфагеном, поблагодарить египтян за то, что во время конфликта они придерживались нейтралитета, и пообещать поддержку в случае, если царь Македонии решит вторгнуться на территорию Египта, еще больше убедило Аристомена в правильности его точки зрения. В связи с этим он продолжил придерживаться в отношениях с римлянами той же политики, что и Птолемеи, правившие до этого.
В это время Скопас во главе с 6 тысячами пешими и 500 конными наемниками, которых он набрал в Греции, вступил в Иерусалим и, не ощутив ни малейшего сопротивления, занял Келесирию. Как он и ожидал, поход оказался приятной прогулкой, и регент отправился в Александрию, где собирался пожинать лавры своей победы. За этим последовали разговоры о новых походах на территорию Сирии, захвате ее столицы Антиохии или возвращении городов Малой Азии. Но Скопас хорошо знал свое дело и категорически отказался идти дальше на север до тех пор, пока не получит подкрепление.
Пока Аристомен размышлял над тем, как удовлетворить требования соправителя, стало известно, что Антиох покинул Малую Азию, прошел через территорию Сирии и движется в сторону Палестины, и в 198 г. до н. э. Скопас поспешно вернулся туда. Две армии встретились возле Паниона (в Новом Завете этот город назван Кесарией Филипповой). Антиох, войско которого по численности значительно превосходило египетское, приказал своим солдатам обойти армию Скопаса с флангов и вытеснить их в центр. Осознав, что битва проиграна, последний увел своих людей с поля боя. Они, преследуемые Антиохом, бежали в сторону Сидона. После продолжительной осады Скопас был вынужден сдаться и, получив прощение, вернулся домой. Египет лишился своих владений в Азии, которые захватывали, теряли на непродолжительное время и снова возвращали себе предыдущие представители династии Птолемеев. В принципе данное явление было вполне закономерным – с географической точки зрения Келесирия примыкает к Сирии, а не к Египту.
