Затем он пригласил Антония прибыть в Италию для разрешения разногласий и пообещал обеспечить бывшему союзнику безопасный морской путь. Это предложение Антонию пришлось по душе. Тогда ссора стала бы личной, и Антоний готов был подчеркнуть, что не хочет ничего, кроме как наказать своего дерзкого «коллегу». Он отплыл бы тотчас же, если бы не осознал, что обещанный Октавианом безопасный путь, очевидно, не предназначался для Клеопатры. Эта мысль заставила его задуматься. Антоний понимал, что ему придется объяснить свой уход, и даже если жена одобрит его намерения, он опасался плыть один – настолько Антоний привык прислушиваться к ее советам.
В то же время Антоний был достаточно умен для того, чтобы понимать: присутствие Клеопатры может погубить все предприятие. Он знал, как относятся к ней римляне, считавшие ее злой женщиной, поклоняющейся ложным богам, соблазнительницей благородных римлян; он догадывался, что ее повторное появление на итальянской земле равнозначно получению Октавианом дюжины легионов. Все это и многое другое, должно быть, промелькнуло в голове Антония, когда он подыскивал слова, чтобы объяснить свое замешательство, как вдруг Клеопатра, словно читая его мысли, предложила дважды подумать, прежде чем отправляться в путь. «Разве Октавиан, обещающий безопасный проход, не тот же лживый человек, который должен был предоставить тебе четыре легиона в обмен на эскадру кораблей? – спрашивала она. – Раз уж он нарушил слово тогда, какова вероятность, что он сдержит его теперь? Скорее всего, он предложил этот безопасный проход, только чтобы убедить тебя посадить свои войска на корабли, а сам собирается напасть на них посреди океана, сжечь суда и утопить всех находящихся на борту». Это положило бы конец мечте Антония о победе, и, возможно, Клеопатра также намекнула на то, что подобная неосмотрительность станет толчком к разрыву отношений. Она пообещала: если Антоний будет настаивать на том, чтобы принять приглашение Октавиана, то она заберет свои корабли и вернется с ними в Египет.
Это был еще один ультиматум Клеопатры, положивший конец спору и похожий на поставленный ею в Эфесе, и Антоний больше не заговаривал о поездке в Италию. Но слова Клеопатры имели двойной смысл. Бесконечные переезды и остановки, вечные торжества утомили ее гораздо сильнее, чем подозревал Антоний. Жизнь в Эфесе показалась Клеопатре весьма приятной, время, проведенное в Афинах, доставило ей чуть меньше удовольствия, но она была поглощена страстным желанием вернуться в Александрию. Мнения простых людей редко влияли на ее точку зрения, но в Греции она вынуждена была признать, что друзья Антония относятся к ней с крайней неприязнью. Ее высокомерные притязания на власть унижали также правителей Азии, которые воевали вместе с Антонием, а постоянное вмешательство в планирование и осуществление военных походов оскорбляло его военных советников. Возможно, у ее капризов имелись и физиологические причины. Ей вскоре должно было исполниться 40 лет, а это очень опасный период в жизни женщины, когда причуды заменяют размышления, а сомнения – решительность.
Возможно, это предположение может частично служить объяснением позиции, которую занимала Клеопатра в течение недель, предшествовавших битве при Акциуме. В сочинениях античных авторов об этом ничего не сказано, но, возможно, тогда Клеопатра хотела вернуться в Александрию и увезти с собой Антония. Выполнить эту задачу было сложно. Антоний оставался солдатом и считал дезертирство перед лицом врага отвратительным преступлением. Тем не менее, судя по тому, чем все закончилось, Клеопатра, должно быть, мягко, но решительно настаивала на своем, упрекая мужа в трусости и недальновидности.
Царица планировала стратегический отход. Часть армии должна была остаться в Греции для решения жизненно важных вопросов гарнизона, а флот – в водах Эпира, чтобы прикрывать береговую линию, тогда как основному контингенту войск следовало вновь пересечь Геллеспонт и занять Сирию. Кроме того, Клеопатра предполагала, что по возвращении в Александрию Антоний сможет спокойно подумать о завоевании Парфии. Захватив Парфию, он распространит свою власть на весь Восток и, опираясь на столь обширные ресурсы, сможет с уверенностью в победе атаковать Октавиана в Италии. Возможно, она сделала подобное предложение, и Антоний в общих чертах его принял. Воспоминания о недавней катастрофе в Парфии, очевидно, были еще свежими, и перспектива стереть их с помощью нового похода подкрепила доводы Клеопатры.
Однако Антоний обещал лишь рассмотреть это предложение и все еще не принял решение, когда сообщения о том, что Октавиан сосредотачивает войска и транспорт у Брундизия, чтобы пересечь Адриатику, вынудили его переместить свою штаб-квартиру из Афин в Патры и поторопиться с возвращением сил из Малой Азии. Некоторые из них были слишком далеко, чтобы услышать призыв вовремя, другие задержались в пути. Тем не менее он мог рассчитывать на грозную армию, собранную со всех уголков азиатских владений, устрашающие, хоть и разнородные силы, возможно состоявшие из 100-тысячных конницы и пехоты, мощь которых была бы больше, если бы Антоний не оставил позади себя столько легионов. Четыре или пять из них потребовались для защиты гарнизона между Египтом и Киренаикой, в Сирии остались еще три, в Малой Азии – еще полдюжины. Подобное прискорбно неправильное использование людей можно объяснить, только предположив, что Антоний больше думал о безопасности путей сообщения с Египтом, чем о захвате Италии.
Его морская стратегия не была более разумной. У него были все основания полагать, что его флот превосходит любой, собранный Октавианом. Но вместо того, чтобы держать корабли в море в целях предотвращения объединения эскадры противника, базировавшейся на Коркире (Корфу), и вражеских кораблей, охранявших армию Октавиана в Адриатике, он безрассудно позволил своему адмиралу укрыться в заливе Арта, закрытой гавани в Эпире. Там флоту, несомненно, не грозило нападение; с другой стороны, поскольку в открытое море можно было попасть только через узкий пролив, предприимчивый враг вполне был способен нейтрализовать корабли.
Агриппа, флотоводец Октавиана, находившийся на Коркире, более четко понимал, как использовать флот. На протяжении зимы 32/31 г. до н. э. он патрулировал побережье и следил за врагом, стоящим в Арте. В течение этих месяцев ни одно судно не попало в залив и не было выпущено из него, и блокада была настолько плотной, что весной Октавиан незаметно проскользнул по морю, высадил войска и спокойно занял возвышенность к северу от залива. Одновременно Агриппа поднял весь свой флот, и задуманное Октавианом объединение войск, в котором сомневалась Клеопатра, завершилось прежде, чем Антоний, попусту тративший время в Патрах, успел опомниться.
Это подвергало опасности находящийся в Арте флот, и Антоний ускорил создание группировки войск на суше. Он крайне нуждался в солдатах, поскольку с помощью кораблей вряд ли было возможно что-то предпринять, а некоторые из них вообще не могли выйти в море. Во время долгой зимы дисциплина на борту сильно ухудшилась. Экипажи дезертировали полным составом, суда нуждались в капитальном ремонте, запасов не хватало. Агриппа, с другой стороны, хорошо служил своему господину. Он держал корабли в боевой готовности, а офицеры и экипажи страстно желали ударить по врагу. Но Октавиан был осторожен. Море оставалось его единственным путем сообщения с Италией, и он, опасаясь возможности лишиться этого пути, оставил инициативу врагу.
