– Мы еще не в безопасности, Рафаэль. На складе обнаружат следы взрывчатки и начнут гадать, кто мог ее заложить.
– Да, но Синалоа обвинит Лос-Сетас, а те в ответ обвинят Синалоа. Гениально! Не зря ты готовился все эти годы.
– С одним покончено, остался другой, – пробормотал Дамиан, отряхивая брюки от пыли.
Рафаэль знал: речь об Уоррене Седжвике.
– Господи, отдохни ты хоть немного! Даже в кино бывают антракты
[46].
– Да что ты говоришь! И где была бы сейчас твоя задница, если б я отошел за попкорном и леденцами?
– Ты прав. Ты дважды спас мне жизнь, – признал Рафаэль. – Что будем делать теперь?
– Теперь мы затаимся и подождем, пока страсти не улягутся. Считай это антрактом.
– И долго он продлится?
– Пока не придумаем новый план, Рафаэль. Пока не придумаем план.
Глава 19
– Мы проделали долгий путь! – Рафаэль поднял бокал с пивом.
Друзья сидели на освещенной бамбуковыми факелами террасе ресторана на берегу залива Мишн-Бэй
[47]. В огромном, до потолка, аквариуме плавали экзотические рыбки, на столе сверкали нетронутые приборы.
– Да, путь был долгим, – произнес Дамиан.
– Одиннадцать, мать их, лет! – Рафаэль пробежал глазами меню. – Что закажешь?
– Бургер. – Дамиан даже не заглянул в список блюд. – А это мне обязательно было напяливать? – Он нервно потеребил запонку на манжете.
– Раз уж захотел влиться в светское общество, надо соответствовать. Как тебе туфли, кстати? Мой личный обувщик пошил их вручную.
– Знаю, для крутых финансовых консультантов вроде тебя они незаменимы, но, черт возьми, Рафаэль! Подумай, сколько труда и пота вложено в несчастную пару обуви.
– К черту труд и пот! Ты заслужил эти туфли, Дамиан. Когда же ты начнешь наслаждаться своими кровно заработанными? Если не научишься кайфовать, так и останешься хмурым брюзгой и девушки от тебя разбегутся.
Дамиан отмахнулся. В свои двадцать семь он уже привык, что женщины относятся к нему неоднозначно. Находясь среди людей, он предпочитал сидеть в углу или в тени. Он никогда не вписывался в общество, да и не стремился к этому. Однако людское внимание преследовало его повсюду. Порой Дамиан чувствовал себя зверем в клетке, выставленной на всеобщее обозрение. Женщины стайками вились вокруг него, хотя и боялись заговорить или прикоснуться.
– Деньги – пустое, – процедил Дамиан. – Всего лишь способ добиться цели.
– Верно. Просто признай, что уже многого достиг. После истории с Эль Чарро нас спасли только твои накопления. И ты успешно пустил их в оборот. Сперва одна яхта, затем – две, пять, десять. Мелкая рыболовная компания стала чертовой судоходной империей! Ты оплачивал мне колледж, пока сам пахал как проклятый. Всем, чего я добился, я обязан тебе. И вот мы здесь – в двух шагах от свержения Уоррена Седжвика.
Дамиан вспомнил первые годы после смерти Эль Чарро. С Уорреном все оказалось сложнее. Эль Чарро был незнакомцем, решившим устранить потенциальную угрозу, а Седжвик… он знал МамаЛу. Она заботилась о его дочери девять чертовых лет – шесть из которых заменяла ей мать. МамаЛу любила Скай не меньше, чем собственного сына, и не задумываясь ставила его интересы на второй план, когда девочка больше нуждалась в заботе или болела. И как же отблагодарили верную няню? Уоррен предал ее, спасая свою шкуру! Трус заслуживал расплаты, причем не после смерти, а уже при жизни. Дамиан хотел, чтобы ублюдок страдал весь остаток своих дней, лишившись шикарного особняка в Ла-Хойе, всех автомобилей вместе с шоферами и сети дорогих отелей в самых живописных уголках мира. Дамиан решил отобрать у Седжвика все, шаг за шагом: славу, богатство, положение в обществе – разрушить фундамент, на котором он выстроил свой лживый мирок. Чтобы достать Уоррена в башне из слоновой кости, требовалось обзавестись собственным оружием, сколотить состояние, которое зиждилось бы на более мощном фундаменте, чем у Седжвика: на ржавой жестянке из-под сигарет и незавершенном надгробии.
Дамиан всегда носил с собой коробочку с надписью «Лаки Страйк». Жестянка была у него в кармане, когда он осматривал отдаленные острова и атоллы в поисках места, где можно укрыться. Жестянка была у него, когда толки о гибели Эль Чарро и Эмилио Саморы улеглись и все забыли двух пропавших без вести. Жестянка была тут как тут, когда друзья переехали в порт и Дамиан купил свой первый траулер, назвал его «Эль Кабальеро» – в честь своего нового «я». Жестянка была с ним, когда он отправил Рафаэля в престижный интернат и когда пришел на его выпускной в колледже. Жестянка была у Дамиана, когда дела его пошли в гору и он как инвестор подал прошение на грин-карту США, а потом, через несколько лет, получил американское гражданство. Жестянка была с ним и сейчас, во внутреннем кармане ветровки, когда они с Рафаэлем прилетели на главный курорт Уоррена – «Седжвик», Сан-Диего.
Уоррен переехал в США, по-прежнему оставаясь марионеткой картеля. Его выпустили из Мексики лишь потому, что это устраивало боссов. Чтобы отмывать деньги, полученные от продажи наркотиков и другой преступной деятельности, – превращать их в чистую валюту, которую можно снова пустить в оборот. Уоррен стал одним из винтиков сей махины. Дамиан быстро смекнул, в чем заключалась роль Седжвика. Сначала тот покупал первоклассный участок американской земли. Строил там пятизвездочный отель, обставлял его по первому разряду – лучшие ткани, столовые приборы, мебель, фарфор. Затем объявлял, что отель заполнен, хотя тот никогда не бывал заселен полностью. Каждый день к отелю приезжал бронированный фургон, куда отгружали всю выручку от сдачи номеров, из ночных клубов, казино и баров – «грязные» деньги вперемежку с легальным доходом. Уоррен получал свою долю, остальное отправлялось на офшорные счета к Эль Чарро – а тот, в свою очередь, распределял деньги между подчиненными.
Гибель Эль Чарро вырвала Уоррена из когтей наркоторговцев. Целая ветвь картеля Синалоа перестала существовать, и ниточка, ведущая к Седжвику, оборвалась. Уоррен свернул нелегальную деятельность и продолжил развивать бизнес, вкладывая собственные деньги. Через несколько лет его отели стали очень популярны. Спрос на акции компании вырос. Уоррен думал, ему ничего не грозит. Он даже не представлял, кто именно придет по его душу.
– А вот и он! – Рафаэль повернулся к Дамиану. – Как по расписанию. Каждый вторник, ровно в восемь.
Дамиан почувствовал, как внутри закипает гнев. Ему захотелось взять бургер и впиться в него зубами. Уже много лет Дамиан скупал акции «Отелей Седжвика» от имени фиктивных компаний, которые регистрировал Рафаэль, и теперь владел достаточным количеством акций, чтобы влиять на будущее империи Уоррена. И вот, накануне часа расплаты, Дамиан решил в последний раз взглянуть на человека, из-за которого умерла МамаЛу. Завтра жизнь Седжвика круто изменится. Завтра он будет раздавлен.
