– А теперь попробуешь?
Я раздумывала, глядя то на тарелку с жареным плантаном, то на корзину с его сморщенными собратьями. Пожав плечами, Дамиан отправил кусочек в рот, а потом растянулся на песке и выжидающе посмотрел на меня. Я откусила совсем немного. Фрукт оказался сладким, чуточку вязким – и безумно, безумно вкусным.
– Ну как, не хуже пирога?
– Да кому нужны эти пироги! – Улыбнувшись, я улеглась рядом.
Ночь окутала нас синим бархатом. Уплетая десерт, мы гадали, где появится очередная звезда.
– Завтра, – произнес Дамиан.
– Что – завтра?
– День, когда я навещаю МамаЛу.
– Туда безопасно ехать? – Я обняла его крепче.
– В розыске Дамиан. А Эстебан пропал много лет назад, и между нами нет ни одной ниточки. Не думаю, что полиция следит за могилой женщины, которую никто не помнит.
– Я ее помню. И ты помнишь.
Он взял меня за руку. Мы лежали, слушая мелодию волн.
– Почему мне кажется, что на всем белом свете нет никого, кроме нас? – прошептал Дамиан.
– Потому что сейчас так оно и есть. – Я обняла его.
– Знаешь, о чем я вспомнил? Малышом я думал, что в маминой колыбельной поется про кусочек неба, который показался из-за туч. А когда мы переехали в Каса Палома, я решил, что эта песня – про тебя. Cielito lindo.
– А я всегда думала, что она про тебя. Я представляла себе горы – черные и таинственные, как твои глаза.
Я поцеловала веки Дамиана, затем – его темные ресницы, брови и шрамы, оставшиеся после снятия швов.
– Завтра я поеду с тобой, – шепнула я, стаскивая с него пиджак.
– Конечно.
МамаЛу соединила наши судьбы. И оттого, что Дамиан хотел разделить со мной память о ней, точно так же, как в детстве делил со мной ее заботу, я любила его еще сильнее.
– Сегодня ветра нет. – Я расстегнула его рубашку и провела рукой по твердому, гладкому животу к дорожке волос, уходившей под ремень брюк. – И песка тоже нет. – Я повторила путь, который проделали мои пальцы, языком.
– Дай проверю. – Он уложил меня на бок и покрыл поцелуями мою спину в глубоком вырезе платья. – М-м-м. Ты права. Ни песчинки. Только гладкая, шелковистая кожа.
Я выгнулась, когда его пальцы проникли под юбку, задрав ее до самой талии.
– Боже, эта попка! – Дамиан потянул мои трусики вниз. – И тут ни одной песчинки, – прошептал он, сжимая меня и легонько покусывая.
Туфли остались на мне. Ожерелье из ракушек – тоже. Дамиан попросил, чтобы я его оседлала. Ему нравилось смотреть, как я двигаюсь в лунном свете. Он сжимал пальцами мои бедра, стараясь задать темп, а я то и дело хлопала его по рукам, шутливо пытаясь их сбросить. Так мы дурачились какое-то время, пока игры не уступили место страсти и наши тела не слились в едином ритме.
Шершавая подушечка его пальца нащупала мой клитор, и Дамиан принялся играть с ним, словно с переключателем, то вознося меня на острые пики удовольствия, то снижая накал. С каждым моим стоном его губы тоже размыкались, будто нас связывала невидимая нить. Дамиан не отрываясь смотрел на мое лицо, на мое тело, точно хотел запечатлеть каждый миг, каждое движение. Его ласки влекли меня все ближе к финалу. Чувствуя его возбуждение, я двигала бедрами все быстрее, сводя его с ума, еще и еще, пока мы оба не содрогнулись, охваченные огненным вихрем. Я рухнула в его объятия, горячая и раскрасневшаяся; сердце бешено колотилось.
Мы лежали молча, будто в замешательстве: происходящее казалось прекрасным и в то же время пугающим. Вместе мы чувствовали себя единым целым, а пугало то, что пути назад нет. Мы слишком далеко зашли.
⁂
Я убрала вещи, которые разбросала в спальне, и надела одну из рубашек Дамиана. Она доставала мне почти до колен, рукава пришлось закатать, зато в ней было тепло и уютно. Три недели назад я с отвращением надевала его футболку, а теперь стояла, зарывшись носом в воротник, – и не могла надышаться.
Дамиан сидел на диване в гостиной. Перед ним на журнальном столике лежал разобранный револьвер.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Чищу оружие.
Я молча наблюдала, как Дамиан собирает детали воедино. Сноровка и точность движений еще раз напомнили мне о его непростой судьбе. Он готовился к поездке в Паса-дель-Мар – на тот случай, если мы столкнемся с опасностью. Я знала: если кто-то или что-то попробует забрать меня у него, Дамиан выстрелит не задумываясь.
– И долго нам еще прятаться?
Он зарядил револьвер и взглянул на меня.
– Ты хочешь домой?
– Ты же знаешь, я совсем не об этом! Я могла бы всю жизнь прожить здесь, с тобой. Меня пугает неизвестность. Я не знаю, что будет с нами дальше. Волнуюсь за тебя. А если нас найдут? Думаю, нам нужно кому-нибудь открыться – человеку со связями и влиянием, – чтобы он помог найти выход.
– То есть нужно позвонить твоему отцу? Сдаться на его милость? Точнее, сдамся я, а ты за меня вступишься? Попросишь обойтись со мной помягче – ведь он не откажет любимой дочке?
– Я совсем не это имела в…
– Именно это, Скай! Я знал, на что иду, когда заталкивал тебя в багажник. Тогда мне было нечего терять. Теперь – есть. У меня есть ты, и я никому не позволю тебя отнять! Конечно, если ты сама хочешь остаться. Не думай, что мы будем жить мирно все втроем: ты, я и твой отец. Ты должна выбрать: я или он.
– Это нечестно, Дамиан.
– Нечестно? А сама ты поступила честно? Я тебя отталкивал, снова и снова, ты не сдавалась. Ты разрушила мою оборону. Я люблю тебя, Скай. И я абсолютно голый и беззащитный в этой любви. Вся эта ситуация рвет меня на части, потому что я знаю, как тебе тяжело. Но я не могу отнестись к твоему отцу иначе. Я ненавидел его раньше и по-прежнему ненавижу. Попомни мои слова: я добьюсь от него расплаты.
У меня гудела голова, болело сердце. Вендетта преградила мне путь, словно клыкастое чудовище, готовое разорвать в клочки все хорошее и настоящее, что у меня было. Этот монстр пожирал меня живьем, оставляя лишь мертвенную пустоту.
– Хочешь наказать виновного? Тогда стреляй! – Я схватила револьвер и направила на себя. – Это я виновата! Я тогда ворвалась в столовую! МамаЛу пришла туда из-за меня! Так что стреляй, Дамиан. – Моя грудь вздымалась и опадала. – Давай наконец утолим твою жажду мести. Раз и навсегда. Стреляй! А когда убьешь меня, убей и себя тоже. Потому что в тот день я искала тебя! Я знала, что ты спрятался в шкафу.
Мы смотрели друг другу в глаза. Казалось, я слышу, как мысли роятся у Дамиана в голове. Я так хотела обнять его, вытащить из пучины, однако понимала, что распутать сети под силу лишь ему самому. Но и бездействовать я не могла.
Я опустила револьвер и положила его на столик – рядом с запиской в виде жирафа.
