«Хм, ну ладно, разберемся», – сказала Клинтон и вышла.
В зал заглянула Хоккерсмит и велела покинуть помещение в течение двадцати минут. Клайбер сказал, что ему потребуется гораздо больше времени просто на то, чтобы собрать разложенные на полу несколько сот кусочков драгоценного хрусталя. И услышал в ответ: «На этот счет можете не беспокоиться. Их можно заменить». «Нет, мэм, вот как раз этот хрусталь замене не подлежит», – возмущенно сказал Клайбер.
Как было велено, Клайбер ушел из Зала договора, оставив хрусталь разбросанным по всему полу. Но оставлять последнее слово за первой леди или ее дизайнером он не собирался. Главный смотритель Рекс Скаутен (очень уважаемый работниками человек, который до назначения на свою должность в 1986 году был швейцаром, а затем главным швейцаром) запер двери зала, чтобы обеспечить сохранность люстры до момента, когда Клайбер сможет вернуться к работе. Это произошло лишь через три недели.
Гэри Уолтерс всегда очень внимательно следит за тем, чтобы не отзываться о какой-либо из администраций слишком критически. Но когда я спросила его о том, как заселялись Клинтоны, возникла длительная пауза. «Самые большие сложности возникают при смене администраций разной партийной принадлежности». По его словам, Клинтоны не имели представления, что такое Белый дом. Ему приходилось приезжать в резиденцию по нескольку раз на дню, чтобы отвечать на возникающие вопросы.
Ранним утром, когда президентская чета вернулась с инаугурационных балов, дежурным швейцаром была Нэнси Митчелл. «Президенту Клинтону понадобилось сделать телефонный звонок, так что я пошла с ним наверх, и вдруг слышу возмущенный рев: «Нэнси!» Я говорю: «Да, сэр?» А он: «А как мне позвонить-то?» Сняв трубку, президент услышал не гудок, а приветствие телефониста Белого дома и был шокирован тем, что не может просто набрать номер сам. Вскоре после этого всю систему телефонной связи изменили.
То, что Клинтоны позвали на помощь для распаковки вещей друзей из Литтл-Рока («друзей Билла», или «ДБ»), внесло лишь дополнительную путаницу.
«Мы занимаемся этим уже двести лет, – говорит швейцар Крис Эмери. – А они раздали куче людей обещания, что те могут приехать и помочь. Конечно, мы были раздражены, бардак был тот еще». Отношения с Клинтонами у Эмери не сложились, и впоследствии его уволили. Он говорит, что на самом деле у многих «ДБ» были судимости. По утверждению Эмери, Секретная служба несколько раз сообщала швейцарам, что тот или иной гость из Арканзаса не прошел проверку и не получает «допуск». Эмери убеждал агентов: «Президент ждет их. Пусть будет как он хочет». В конечном итоге пришлось расставить агентов Секретной службы по всем этажам: «Обычно, если приводят работника с «проколом» (по результатам проверки службой безопасности), его положено сопровождать». К большому огорчению Эмери, очень скоро в доме появились несколько человек с «проколами».
Некоторые новые элементы убранства резиденции появились непосредственно по инициативе Хоккерсмит. В их числе были личные фото Клинтонов и привезенные из Литтл-Рока безделушки, включая известную коллекцию лягушек. В начале знакомства Хиллари с Биллом ее, судя по всему, очаровала история из его детства, концовка которой звучала так: «Не узнаешь, как далеко прыгнет лягушка, пока ее не подтолкнешь». То есть не узнаешь, на что ты способен, пока не попытаешься. Вполне подходящая история для амбициозной молодой пары. Хиллари подарила Биллу рисунок прыгающей лягушки с подписью в виде той самой фразы, когда тот впервые выдвинул свою кандидатуру на государственный пост. А в 1993 году Билл подарил ей на день рождения стеклянную лягушку с короной на голове, к которой прилагалась записка: «Вот кем бы я был, если бы не ты».
Сначала Хоккерсмит не знала этой сентиментальной подоплеки, и лягушки казались ей беспорядочным скопищем не самых удачных подарков. «Человек приходит к тебе в дом и думает: «Ага, им лягушки нравятся». И потом на дни рождения тебе дарят лягушек». Она приложила все усилия, чтобы коллекция выглядела уместно.
Как вспоминает Хоккерсмит, с возвращением президентской четы с инаугурационного парада «все остальные исчезли из виду». Работники резиденции, целый день приводившие ее в идеальное состояние, разбежались по своим цехам, чтобы предоставить семье желанное уединение.
Хоккерсмит превратилась в завсегдатая Белого дома: на протяжении восьми лет президентства Клинтона переделки интерьеров продолжались, и она регулярно приезжала в резиденцию, останавливаясь в Королевской спальне. Она старалась сделать обстановку в доме более яркой, что особенно заметно по ранее унылой буфетной второго этажа, которую Хоккерсмит превратила в кухню-столовую, где Челси могла делать уроки. Однако в целом новые интерьеры вызвали неоднозначную реакцию, а вычурный викторианский стиль Гостиной Линкольна стал предметом особенно жесткой критики.
* * *
В современной истории власть не передавалась в обстоятельствах более драматических, чем внезапное и жестокое потрясение, в результате которого Белый дом стал жилищем для Линдона Б. Джонсона и его семьи. Работникам резиденции, которые и сами переживали утрату, пришлось помогать с переездом и убитой горем первой леди с двумя детьми, и заселяющимся Джонсонам. И все это требовалось делать так, чтобы у миссис Кеннеди не создалось впечатления спешки, а Джонсонам не показалось, что им не уделяют достаточно внимания. «На конференциях я общалась с другими личными секретарями, и все они говорили о восторге, с которым приступали к работе, – говорит личный секретарь Леди Берд Джонсон Бесс Абелл (вылитая Кэтрин Хепберн, она отзывается о Джонсонах с огромной симпатией). – Я оказалась в Белом доме при совершенно иных обстоятельствах. Вместо атмосферы энтузиазма и эйфории инаугурации мы переселились в дом, где все люстры и колонны были в траурном убранстве».
Новая первая леди, Леди Берд Джонсон, часто жаловалась на трудное положение, в которое внезапно попала ее семья. «Люди смотрят на живых и мечтают о мертвых», – говорила она.
Из уважения к вдове президента Линдон Б. Джонсон (которого в аппарате Кеннеди очень не любили) не переезжал в Белый дом до 7 декабря 1963 года. Он приступил к работе в Овальном кабинете 26 ноября, а до этого работал в кабинете 274 Старой правительственной резиденции, расположенной по соседству с Белым домом. Некоторые из советников Джонсона считали дату переезда 7 декабря неудачной, поскольку это была двадцать вторая годовщина нападения на Пёрл-Харбор. Другие просто хотели отсрочить выезд миссис Кеннеди из Белого дома. Любой шаг Джонсонов стал бы болезненным, поскольку завоевать расположение убитых горем сотрудников администрации Кеннеди они не могли ничем.
Люси Бэйнс Джонсон, которой в то время было всего шестнадцать, вспоминает, насколько ее ошеломила единственная ссора родителей на ее памяти. «Нам надо переехать 7 декабря, Берд» – сказал жене Джонсон. «Линдон, в любой другой день, только не в этот. Только не в этот», – напрасно умоляла мужа ее мать.
Когда семья Джонсонов наконец отправилась жить в резиденцию, их дочь Люси везла в своем универсале пару их биглей. Леди Берд вместе с Бесс и своим пресс-секретарем Лиз Карпентер привезли с собой хрупкие предметы, а также портрет их земляка-техасца Сэма Рэйберна, который был наставником Джонсона.
