– Анна не убийца, она… подозреваемая.
– Она убийца.
– Это вопрос семантики.
– Нет, это не вопрос семантики. Здесь не может быть никакой градации и разных точек зрения. Анна Киль хладнокровно убила Кристофера Моссинга. Она убийца. Точка.
– Я думаю, однажды вы посмотрите на это иначе.
– Вы общались с полицией?
– Разумеется. Несколько раз. С Эриком Шефером – отличный парень.
– О чём он вас спрашивал?
– О том, каковы мои отношения с Анной. Когда я в последний раз её видел. Финансировал ли я её побег. Такого рода вещи.
– И?
– И что?
– Вы это сделали? Финансировали её побег?
– Да ладно вам. – Он снисходительно улыбнулся. – Вы действительно думаете, что я мог помочь убийце – кажется, так вы её назвали – избежать ареста?
– Да.
Он улыбнулся.
– И вы действительно думаете, что я бы стал кому-то говорить, если бы это было так?
Элоиза сложила руки на коленях.
– Но контакт вы с ней поддерживаете?
Он ничего не сказал. Просто улыбнулся тёплой, лёгкой улыбкой, разглядывая при этом блюда на столе, словно пытаясь выбрать.
– Ну ладно, но в следующий раз, когда будете с ней разговаривать, передайте, что, если она чего-то от меня хочет, пусть позвонит. Я больше не потерплю этих загадочных писем, которые она мне присылает. Я полагаю, вы также знаете, что она пишет мне письма?
Он улыбнулся.
– Почему вы так говорите?
– Что?
– Что они загадочные?
– Потому что это абракадабра.
Он улыбнулся.
– Может быть. А может, просто вы их неправильно читаете.
– Неправильно? Как это?
– Ну, я не знаю, – сказал он, слегка качая головой. Он нажал кнопку на подлокотнике своего большого, покрытого тканью инвалидного кресла, и оно откатилось от стола. Он сделал Элоизе знак подняться.
Обед был официально закончен.
– Но возможно, вы правы, – сказал он, прощаясь с ней. – Может быть, Анна должна позвонить вам, и как знать? Возможно, скоро вы услышите её.
22
Элоиза отдала Шеферу третье письмо, перед тем как ехать в Херлев.
Теперь она сидела на своём рабочем месте в редакции и смотрела на письмо, которое сфотографировала на айфон. Формулировки на удивление задели её, как будто Анна Киль оскорбила её. В то же время она почувствовала к ней сочувствие после встречи с её матерью и Кеннетом Валлё.
Сочувствие к убийце?
Это было на неё не похоже.
Когда люди, совершившие жестокие преступления, получали мягкие приговоры, её чувство справедливости каждый раз было поругано. С одной стороны, она знала, что реабилитация – это единственное, что срабатывало. Американский метод «три удара – и ты на свободе» приводил во многом только к росту насилия и большему ожесточению среди преступников. С другой стороны, она считала, что наказания в Дании были смехотворны: людей, виновных в жестоких преступлениях, лишь назидательно шлёпали по рукам и усаживали за парту выслушивать краткие нравоучения. Это была издёвка над потерпевшими, о которых слишком часто забывали напрочь в стремлении облегчить участь наказуемых. Иногда Элоиза думала, что убийц, педофилов и насильников стоило бы бросать в глубокую яму со звукоизоляцией, накрывать сверху чугунной крышкой и забывать об их существовании. Это было совершенно неполиткорректно, но её переполняли негодование и ненависть.
Но в Анне было нечто, что заставляло её чувствовать… что-то ещё. Необъяснимое сострадание и желание понять, что привело её в состояние, когда она решила отнять жизнь у другого человека.
Она взяла телефон и нашла номер Шефера.
– Да, алло?
– Здравствуйте, это Элоиза.
– Слушаю?
– Я звоню узнать… Кеннет Валлё, знаете…
– Что с ним?
– Я навестила его сегодня.
– Вы его навещали? Зачем это?
– Чтобы как-то подобраться к Анне. Ещё я разговаривала с её матерью.
– Мне жаль это говорить, – сказал Шефер, – но, боюсь, вы напрасно теряете время, бегая по моим следам.
– Я знаю, что вы уже разговаривали с Валлё, но мне показалось удивительным, что он как будто ждал меня.
– Что вы имеете в виду?
– Он будто бы знал, что я появлюсь. Думаю, что он всё ещё поддерживает связь с Анной.
– Мне известно, что эти двое были тесно связаны друг с другом. Но мы изучили все его банковские операции, все его исходящие и входящие телефонные звонки, его почту, мы обыскали дом. И ничего не нашли.
– Они продолжают поддерживать связь, – повторила Элоиза.
– Да, весьма вероятно. Но, как я уже сказал, мы не смогли этого доказать.
– Как она оплачивает свои счета?
– Простите?
– У Анны должны быть какие-то расходы. Она должна где-то спать и есть. Чем она за это платит?
– Она в бегах уже несколько лет. И если она не попрошайничает с цыганами где-нибудь на улице, значит, у неё есть деньги. Но она вполне могла найти работу. Бывает и такое. Люди в бегах меняют причёску, меняют своё имя на что-то универсальное, например Марию или Мишель, и находят себе какую-нибудь работу в пляжном кафе в «Умба-Умба».
– Либо у неё есть надёжный друг, который посылает ей деньги.
– Либо у неё есть надёжный друг, который посылает ей деньги, – согласился Шефер. – Если они условились о почтовом ящике, адресе, времени, то да. Тогда он может легко отправлять ей наличные в конверте или почтовом пакете.
– А разве ей не нужно показывать удостоверение личности, чтобы получить такую посылку?
– Да, само собой. Но получить фальшивые водительские права легче, чем вы думаете. Простые люди редко видят разницу между подлинным и фальшивым удостоверением личности.
Стационарный телефон зазвонил на столе у Элоизы, и, взглянув на определитель номера, она увидела, что звонят со стойки регистрации.
– Подождите минутку, – сказала она.
Она приостановила разговор с Шефером и ответила:
– Кальдан.
– Диспетчерская. Вам поступил звонок.
– Спасибо, переключите, пожалуйста.
Несколько секунд в трубке было тихо.
– Алло? – сказал мужской голос.
– Да, здравствуйте, – ответила Элоиза, – это Элоиза Кальдан. С кем я разговариваю?
– Это вы приезжали сегодня в Херлев?
