– Спасибо.
– Да я вас умоляю.
– Есть что-нибудь ещё? Что-нибудь новое об Анне?
– Нет, ничего.
– А о Моссинге?
Шефер вздохнул так громко, что Элоиза почти ощутила запах табака через трубку.
– Ничего.
На мгновение воцарилась тишина. Затем Элоиза сказала:
– Мой отец умер. Он повесился у себя в камере.
– Да, – сказал Шефер. – Я знаю об этом.
Элоиза несколько раз удивлённо хлопнула глазами.
– Откуда вам это известно?
– Мне позвонили сегодня утром из полиции города Френа.
– Поэтому вы позвонили мне?
Шефер замялся.
– Я… Я просто хотел убедиться, что вы в порядке.
Элоиза помедлила с ответом.
– Так и есть, – сказала она, и это была правда.
– Хорошо, – сказал он. – Кто-нибудь может побыть с вами сегодня?
– Мартин приедет вечером.
– Ясно, хорошо… Хорошо.
Элоиза услышала в трубке какое-то объявление на заднем плане. Женский голос, треск динамика.
– Где вы?
– В аэропорту.
– Куда едете?
– На Карибы.
– Серьёзно?
– Серьёзно.
Элоиза выглянула в окно. Белые осенние облака над Мраморной церковью ослепительно сияли, а листья маленького фигового деревца на балконе побурели и завяли.
– Звучит восхитительно. Хорошего вам путешествия, – сказала она.
– Это всенепременнейше.
– И да, дайте знать, когда вернётесь, хорошо? Перекусим вместе.
– При одном условии, – сказал Шефер. – На мою долю никакой вегетарианщины, хорошо?
Элоиза улыбнулась.
– Договорились.
Положив трубку, она сделала ещё один глоток. Затем нашла в телефонной книге нужный номер.
Она наклонилась, сидя в кресле, и ждала ответа.
– Да, добрый день, меня зовут Элоиза Кальдан, «Demokratisk Dagblad», – сказала она. – Я так понимаю, сегодня утром в гавани Орхуса был найден утопленник.
48
Было только девять часов, но асфальт перед отелем уже был готов начать плавиться от жары. Анна изучала каждого пешехода, пересекавшего улицу, с балкона своего номера. На частном пляже отеля «Grand Hyatt Martinez» через дорогу парни в белых поло и сиреневых шортах устанавливали зонтики, складывали полотенца и подавали утренний мохито стареющим богачам и женщинам в купальниках.
Одна за другой к отелю подъезжали машины. Самые роскошные – «Бентли», «Феррари» – стояли в ряд на парковке, эксклюзивные, сверкающие, с арабскими или русскими номерами. Менее броский транспорт скрывался на подземной парковке.
Анна жила в отеле с середины мая. На знакомство с этим местом у неё ушло две недели; на изучение аварийных выходов и путей эвакуации, расположения апартаментов, распорядка дня служащих и цветов их униформы.
Теперь она была готова.
Он приехал первого июня, точно как сказал Ник. При виде его у неё закололо кончики пальцев, во рту появился кислый привкус, а в висках застучало. Первые шесть дней она наблюдала за ним с расстояния. Она ждала, фиксировала его передвижения, его гастрономические привычки, его ежедневную рутину.
Она приняла меры.
Сейчас, когда освобождение было так близко – когда то, чего она так долго ждала, наконец-то стало возможным, – ей почему-то хотелось отсрочить этот момент. Ещё немного. Она хотела понаслаждаться прелюдией к тому, чему предстояло случиться, ещё чуть-чуть.
Она вздрогнула, когда увидела, что он вышел на улицу.
Он пересёк проезжую часть перед отелем и спустился по лестнице на набережную. Она проследила, как он вышел на пирс, и в течение следующих двух часов наблюдала, как он загорал, лёжа на голубом пляжном шезлонге.
Он зашёл в воду только один раз; быстро нырнул, а затем лёг обратно на шезлонг.
В обед Анна села за три столика от него у выхода на пирс, как и во все предыдущие дни. Сегодня он её снова не заметил.
Он заказал устриц под вино сансер. Снова. На десерт – крем-брюле. Снова.
Ему принесли еду в ту же секунду, как маленькая азиатская девочка в надувных нарукавниках и бикини подошла к его столику и подёргала официанта за руку.
Губы девочки двигались.
Анне не было слышно, что она говорит. Она повернулась в кресле и поискала глазами родителей ребёнка. Она увидела женщину, сидевшую в шезлонге у кромки воды и с улыбкой наблюдавшую, как её дочь делает свою первую самостоятельную покупку.
Официант вручил девочке бутылку газировки. Она отдала ему горсть монет и побежала к матери, бросилась ей на шею и с гордостью продемонстрировала приобретение.
Анна улыбнулась.
Затем снова сосредоточила внимание на нём. Она видела, как работают его челюсти. А ещё она увидела, что он заметил девочку. Казалось, будто на глаза ему упала пелена. У него был одновременно сонный и сосредоточенный взгляд, который он устремил на маленькое тельце девочки.
Анна узнала это выражение лица.
Весь следующий час он не отрываясь смотрел, как девочка бегала босиком по кромке воды и радостно визжала каждый раз, когда приливала волна, и Анна с трепетом почувствовала, что время вышло.
Она знала, что он будет в своей комнате между пятью и семью часами. Затем он обыкновенно спускался в бар отеля, заказывал коктейль «Писко Сауэр» и садился за рояль в центре гостиной, где играл песни Билли Холлидей, пока ему накрывали на стол на террасе.
Так он делал каждую ночь с тех пор, как приехал.
Но сегодня до этого не дойдёт.
Она два раза коротко ударила в дверь. Он открыл, и она подняла белые, сложенные стопкой полотенца перед собой и наклонила голову.
– Fresh towels
[24].
Он заметил её присутствие, но не более того. Он позволил ей войти, не произнеся при этом ни слова. Просто оставил дверь открытой и отвернулся.
Сердце Анны бешено колотилось в груди, когда она переступила порог.
Она нашла ванную комнату, сложила полотенца на туалетный столик и прислушалась. В гостиной работал телевизор. Это был новостной канал Би-би-си, ведущий начинал рассказ о террористической атаке в Амстердаме. Восемьдесят погибших. Сто сорок два раненых. Целый район в руинах.
Она вышла из ванной и заглянула за угол в гостиную.
Он стоял спиной к ней, слушая быстрый, взволнованный голос говорящего. Его руки были скрещены на груди, внимание сосредоточено на кадрах, мелькавших на экране. Разрушенные здания, кровь и паника.
