Прервав свою речь, Сандакан крикнул Харварду:
— Мистер Харвард! Прошу дать полный ход!
— Есть! — ответил американец.
Целые тонны угля посыпались в топки, и машины «Властителя океана» заработали с лихорадочной быстротой.
Пароход развернулся и помчался. Сандакан, Янес и Тремаль-Наик, стоя на командном мостике, внимательно наблюдали за подозрительными огнями на горизонте. Было видно, как изменялось расположение вражеских судов: очевидно, там уже заметили, что «Властитель океана» изменил курс, и теперь эскадра перестраивалась, рассчитывая пересечь курс крейсера. Однако расстояние между «Властителем океана» и его преследователями не уменьшалось, а быстро увеличивалось, ибо суда эскадры не могли состязаться в быстроте хода с могучим крейсером. Не более часа спустя светящихся точек уже не было видно над горизонтом.
— Теперь пора изменить курс! — решил Сандакан. — Англичане будут гнаться за нами в том направлении, в котором мы шли до сих пор; мы же пойдем по другому пути.
«Властитель океана» потушил все огни и, описав кривую линию, снова помчался в туманную даль.
— Кажется, Сандакан, мы можем позволить себе, наконец, маленькую роскошь: подремать немного? Все идет, как должно, и мы заслужили право на отдых! — сказал Янес.
Когда наступил рассвет, выяснилось, что на всем пространстве, доступном взору, было пустынно. Только чайки да альбатросы с криком реяли над быстро мчавшимся судном.
С первыми лучами солнца неутомимый Сандакан появился на палубе. На его лице лежала тень озабоченности, хотя Сандакан не опасался неудачи после столь блестяще выполненного ночного маневра.
Янес и Дарма находились на палубе.
Поздоровавшись с ними, Сандакан сказал:
— Кажется, удалось улизнуть? Надеюсь, мы доберемся до мыса Танионг-Дату без неприятных встреч. Да, кстати, как отразилась на сэре Морленде наша маленькая ночная суматоха?
— Доктор Хельд сказал, что наш гость очень беспокоился. Он допытывался, не пустили ли мы ко дну какое-нибудь судно.
— Пойдем проведать его! — отозвался Сандакан.
— А мне можно пойти с вами? — робко спросила Дарма.
— Конечно! — ответил Сандакан. — Разумеется, ему будет приятно, если ты окажешь ему внимание.
Они застали сэра Морленда в беседе с врачом. При виде Дармы, шедшей за Сандаканом и Янесом, его взгляд просветлел.
— Это вы, мисс Дарма! — воскликнул он радостно. — Если бы вы знали, как я рад вас видеть.
— Как вы себя чувствуете, сэр Морленд? — спросила девушка, мило краснея.
— Как нельзя лучше, мисс.
— Я предпочла бы видеть вас не раненым, сэр Морленд! — сказала Дарма.
— Но если бы я не получил раны, — улыбнулся англичанин, — едва ли бы вы увидели меня здесь. Я предпочел бы утонуть, чем сдаться.
— Тем более я рада, что вас вырвали из рук смерти.
—Для меня гибель моих людей и моего судна — тяжкий и, главное, совершенно непредвиденный удар! — с некоторой горечью промолвил пленник минуту спустя.
— Сэр Морленд! — отозвался Сандакан. — А вам известно, что истекшей ночью английские суда едва не настигли нас?
— Эскадра Лабуана? — взволнованно воскликнул раненый.
— Да, кажется, она. Но нам удалось ввести ее в заблуждение и избежать опасности.
— Не полагайтесь на то, что вам всегда будет удаваться отделываться так легко. В один прекрасный день, когда, быть может, вы менее всего будете этого ожидать, вы встретитесь с человеком, который не даст вам пощады.
— Вы намекаете на сына Суйод-хана? — нахмурился Сандакан. Пленный не отвечал.
Янес, мельком взглянув на пленника, невольно поразился: сэр Морленд глядел на Дарму пристально, неотступно, и его взор был полон глубокой тоски.
Визит в лазарет не мог быть продолжительным: нельзя было беспокоить слабого раненого, и потому посетители скоро распрощались с ним. Пожимая руку Дармы, Морленд сказал:
— Спасибо вам от всего сердца. Надеюсь, что вы скоро опять навестите меня? Надеюсь также, что вы перестанете наконец считать меня своим врагом?
После ухода посетителей Морленд долго еще сидел на своей койке, скрестив на груди руки и глядя задумчиво в ту сторону, куда удалилась Дарма.
Затем он опустился на подушки и обратился с глубоким вздохом к поддерживавшему его врачу.
— Какая ужасная и какая печальная вещь—война! Она способна поселить ненависть даже в сердцах, которые в иных условиях могли бы быть охвачены чувством взаимной симпатии.
— А ваше сердце, сэр Морленд, по-видимому, уже и так бьется слишком горячо! — улыбнулся врач.
— Да, доктор. Должен сознаться, что это так.
— Из-за Дармы?
— Зачем бы я стал скрывать это?
— Это поистине прекрасная, мужественная девушка, достойная дочь своего отца! — сказал американец.
— Но она никогда не станет моей! — вздохнул Морленд. — Без всякой вины с ее или моей стороны судьба вырыла между нами такую пропасть, которую никто и ничто не может заполнить.
— Почему? — спросил Хельд.
Его поразил тон молодого моряка: в этих немногих словах ясно сквозило и чувство тоски, страстной и сладкой, и вместе с тем будто бы отзвук непримиримой ненависти.
— Ведь эти люди — враги англичан и раджи, а не ваши! — продолжал доктор, не получив ответа.
Моряк молчал.
Но его красивое лицо вдруг исказилось и сделалось ужасным.
— Можно подумать, что в вашей молодой жизни существует какая-то ужасная тайна, черт возьми! — невольно пробормотал врач.
— Я проклинаю свою судьбу. Вот и все! — проговорил сквозь зубы моряк.
Минуту спустя он спросил врача, знает ли тот, куда направляется «Властитель океана». Врач указал направление.
— Не на Саравак ли? — словно про себя пробормотал раненый.
— Может быть. А что?
— Вы не знаете, не думает ли Сандакан ссадить меня с судна?
— Не знаю. А что? Разве вам было бы жаль покинуть нас? То есть Дарму? — улыбнулся врач.
— Нет, не то. Но… Но если он ссадит меня на берег, этим он приблизит роковой час: я опять буду послан на бой раджой. Я опять погонюсь за этим кораблем. И кто знает, может быть, я исполню свой долг, потоплю это судно со всеми, кто находится на его борту. Поймите — со всеми. С Дармой в том числе, которую я… люблю.
— Ну! — засмеялся американец. — Это не делается так скоро. Будем надеяться, что этот день не так близок.
— Может быть, ближе, чем вы думаете. Ведь «Властитель океана» не может плавать, не заходя в какой-нибудь порт для возобновления припасов, особенно угля. А раз так»
