Когда я вновь задумалась над дерзостью своего вопроса, то осознала удивительную вещь. Несмотря на все проявления человеческой сущности мисс Давенпорт – та даже солила еду и питье, – я ни на миг не забывала, что она – фейри. А поэтому и женщиной ее вовсе не считала.
Однако воображение вероломно, и после нашего разговора потребовалось прилагать усилия, чтобы не представлять ее с братом. Возможно, чтобы подразнить меня, мисс Давенпорт заговаривала о нем все чаще. И всегда-всегда использовала выражение «ваш брат». Но все же эти крохи, эти намеки на Лаона неспособны были удовлетворить мое любопытство.
Всякий раз, когда мы сидели вместе, она упоминала Лаона и при этом держала свое вязанье между нами, точно вуаль. Мисс Давенпорт в совершенстве овладела искусством сыпать словами, лишенными всякого смысла. Мимоходом она рассказывала, как мой брат в свой первый день проявил неосторожность или как он заблудился в синем крыле, но такие подробности не позволяли мне ощутить Лаона целиком. Я продолжала тревожиться о нем и его кратких письмах, и во мне эхом отзывались собственные резкие слова по поводу его решения стать миссионером.
Теперь я не смогла бы объяснить, какие надежды питала, поднимаясь на борт «Безмолвного» в Дувре. Но тогда я и не думала, что буду просто сидеть и ждать за рукодельем и пустыми разговорами в залитой солнцем комнате.
Глава 5. Подменыш в часовне
Гимн 47. Тируччираппалли
[13] (7-я и 6-я строки повторяются)
От снежных гор Гренландии
До Индии брегов,
От диких чащ туманных
До золотых песков
К нам голоса доносит
Со всех концов земли,
И голоса те просят
Избавить их от тьмы.
В загадочном Эльфане
[14],
От взоров, что укрыт
Народ чудной и странный,
Им Божий свет забыт.
О слава! О спасенье!
Весть голоса несут,
Что и в заблудших землях
Известен стал Иисус.
Увы, хоть свежи ветры,
Лист зелен, чуден брег
И все прекрасны земли,
Но мерзок человек.
Напрасно расточает
Господь свои дары,
Язычников прельщают
Кумиры из коры.
Несите ж, ветры, Слово,
Пой песнь Ему, волна,
Быть повсеместной слава
Спасителя должна —
Ведь Тот, кто всех дороже,
За нас на смерть пошел.
Вещайте, и Сын Божий
Вернется на престол».
Из сборника преподобного Джона Сэнфорда «Псалмы, парафразы и гимны, адаптированные для Англиканской церкви»
Было воскресенье, и после недель невнятных богослужений капитана «Безмолвного» я страстно желала вновь услышать проповедь брата. Под размеренностью его голоса всегда пряталась бурная страсть. И хуже того, я уже начала скучать по его немелодичному пению.
Зайдя в обеденный зал, я застала там мистера Бенджамина в воскресном костюме, который отличался от повседневного большой соломенной шляпой, грязным носовым платком в нагрудном кармане и ярким лиловым папоротником на лацкане.
– Доброе утро, мисс Хелстон, – поклонился он, снимая шляпу, – с нетерпением жду вашей сегодняшней проповеди. Мы сегодня пропоем «Иерусалим»? Мне очень нравится этот гимн.
– Прошу прощения?
– Вы ведь выступите с речью? – Его глаза, казалось, стали больше и смотрели на меня с надеждой. – Да?
Я покачала головой, ошеломленная таким предположением.
– Но сестра за брата – это честная сделка, – произнес гном. – А брат так долго отсутствует. Часовня пустует и…
– Как же долго Лаон в отъезде? – Меня охватило беспокойство. – Вы сказали, что он вернется…
– Долго! Целую вечность и один день!
– Что…
– Он скоро вернется. У вас есть вера. Мы все верим, что он вернется, – он глубоко вздохнул. – Всех прихожан так взволновало то, что появились вы. Они решили, что у нас есть Хелстон про запас.
– Всех прихожан? Я полагала, вы – единственный новообращенный.
– Я и есть все. Все значит мы. Мы значит я, – гном принялся жонглировать словами, и его голос угас до едва различимого бормотания. Каламбуры с легкостью приводили мистера Бенджамина в восторг.
– Но я не могу ни проповедовать, ни совершать таинства. Увы, я служу вере не так, как мой брат. Я не священник, – меня тронула очевидная нужда гнома. Я всегда была робким существом, и даже в детстве доверяла Лаону говорить вместо меня, поэтому едва поверила ушам, когда мой собственный голос добавил: – Но я могу помолиться с вами.
Несмотря на мысли о приключениях, я не забыла миссионерской цели брата. Он – вернее, мы – здесь ради того, чтобы обратить даже подобие души, которое есть у фейри, к служению Господу.
Великий труд, хотя я и не мыслила себя его частью.
Но вот я в Аркадии, и гном ведет меня в часовню.
– Часовня в саду, – произнес он, оглядываясь. – Так пожелал преподобный Рош.
Следуя за мистером Бенджамином, я могла думать лишь о том, что он еще ниже ростом, чем казалось поначалу. И что подошвы его босых ног невероятно грязные.
Гном провел меня через полдюжины коридоров, от которых уже начинала кружиться голова. Они словно закручивались в спираль. Наконец мы достигли просторного внутреннего двора.
Подняв взгляд, я увидела голубое небо, окруженное высокими каменными стенами. На меня взирала вся история оконного мастерства – от крошечных витражей до искусно выкованных решеток.
К дальней стене была пристроена небольшая кирпичная часовня. Приземистая и совсем неэлегантная, она чем-то напоминала церковь моего отца в Бердфорте. В углу двора притулилась колокольня, которая казалась совсем маленькой по сравнению с окружавшими ее стенами.
– Мисс Давенпорт присоединится к нам? – После рассказов той о проведенном в Лондоне детстве я посчитала, что она, по крайней мере, отчасти набожна. Но сейчас не сумела припомнить, чтобы она хоть раз упомянула церковь.
Мистер Бенджамин энергично поскреб голову:
– Думаю, нет, хотя ваш брат всегда ждал.
– Тогда и мы должны поступить так же.
Гном пожал плечами:
– Подменыши. Их пальцы сгибаются наружу, а не вовнутрь.
– Не могли бы вы объяснить?
– Подменышам жуть как необходимо быть не такими, как люди. Немного странными, чуток не на своем месте. Просто у них такой способ существования – быть неправильными. Натура такая.
