– Гефсимания не очень далеко, – прервала мои размышления мисс Давенпорт, – но за пределами Сезама, ну, вы понимаете, портового города. Немногие люди перебираются за его пределы. Почти всех остальных миссионеров мы разместили в Сезаме или в каком-нибудь из других портов. Там, знаете ли, все гораздо более мирское. Хотя, возможно, это не имеет значения. Вас вот карета не встревожила.
Я оглядела простое деревянное убранство экипажа и обивку из телячьей кожи, покрытую сбивающим с толку узором царапин.
– Сиденья немного комковатые? – осмелилась предположить я, пересаживаясь на жесткую подушку.
– О, да. Ткань – это… Мы всего лишь одолжили шкуру у коров.
– Что? – Мое недоверие было вполне понятно.
– По правде сказать, это моя вина, – застенчиво произнесла мисс Давенпорт, почесывая вздернутый носик. – Мастера понятия не имели, что такое карета, поэтому пришлось ее описать. Я сделала это не совсем верно. Или, скорее, меня не совсем верно поняли. Стараюсь не совершать подобных ошибок, но тогда очень торопилась, а тамошние рыбьи мозги работают уж очень на свой манер. Им привычнее создавать животных. Дело в том, что я позабыла упомянуть, что обивку делают из кожи мертвых коров, поэтому здесь…
– Как он там? – перебила я.
Мне едва хватило смелости спросить о брате. Мысли о нем ледяными пальцами сдавливали горло. Якобы живая обивка шевелилась подо мной, карета грохотала, а я чувствовала себя крайне плохо. Долго, слишком долго я держала тревогу в узде, а теперь, когда на горизонте замаячила новая отсрочка, владеть собой стало еще тяжелее.
– Лаон. Мой брат… То есть преподобный.
Мисс Давенпорт пожала плечами:
– По правде, и не знаю, что на это ответить. Он такой, каким я всегда его знала. Живой и здоровый. Думаю, вы об этом беспокоитесь? – Она нахмурилась, и высокий лоб покрылся морщинками.
– Я… Да, об этом. И очень сильно.
Я так крепко обхватила себя руками, что разболелись пальцы. Пришлось заставить ладони расслабиться. Брата я увижу уже совсем скоро.
– Ну и ну! Шутить-то куда сложнее, чем мне помнится, – из-под перчатки, прикрывшей лицо мисс Давенпорт, раздался похожий на пронзительное чириканье смех. – Все с ним в порядке. Лучше, чем с миссией, по правде говоря. Не стоит мне этого говорить, но в здешних краях нелегко быть миссионером. Он проводит службы, на которые никто не приходит, умоляет о доступе к остальной части Фейриленда и задает всем вопросы об их… – она прочистила горло и продолжила низким, тягучим голосом, – космологическом и метафизическом значении.
Я попыталась рассмеяться, но у меня не получилось.
– На него это не похоже.
– В том-то все и дело, – парировала она. – Это и веселит.
После непродолжительного молчания мисс Давенпорт заполнила тишину экипажа непринужденной светской болтовней. Она описывала мне свойства маятникового солнца и лунной рыбы. О многом из сказанного я уже читала, но было славно отвлечься на беззаботный щебет моей спутницы. Мне пришлось слишком долго оставаться наедине со своими мыслями на борту «Безмолвного».
Я поймала себя на том, что манеры мисс Давенпорт интересуют меня куда больше, чем ее слова. Разглядывая и изучая жесты этой женщины, я пыталась заметить ее родство с фейри. На первый взгляд из-за своих веснушек и кривой ухмылки она казалась таким же человеком, что и я. И все же была в ней та неуклюжесть, которую молва приписывает подменышам. Некоторый изъян в их подражании людям. Тесси как-то велела мне прекратить истерику и вести себя пристойно, чтобы доказать, что я не подменыш.
– Вы можете выглянуть, если желаете, мисс Хелстон. Окно открывается.
После некоторых усилий я справилась с задвижкой и высунулась наружу. Туман газовой вуалью окутывал колючие заросли, которые и являлись Сезамом. Мы были одни среди густой мглы, в которую убегала дорога. Нахмурившись, я разглядывала сгорбленные кроны покрытых шипами деревьев. Небо над нами затянули тяжелые грозовые тучи.
– Погода не всегда такая, – сказала мисс Давенпорт, – но, по крайней мере, вы почувствуете себя как дома. Можно претвориться, что там, за туманом, торфяные болота. Это прогонит вашу тоску по родным краям.
– Я не тоскую по родным краям.
– Это пока.
Взгляд мисс Давенпорт метнулся к окну. Она колебалась. Видимо, ее общительность была вызвана неким невысказанным чувством. Рассматривая свои затянутые в перчатки ладони, она произнесла тихим голосом, который совсем не вязался с ее прежними манерами:
– Я выросла в Лондоне. В Спиталфилдсе.
Я ждала, не желая навязываться, когда она столь уязвима, и через мгновение поняла, что затаила дыхание. Я старалась не смотреть на нее, но все же бросили взгляд на умолкнувшую мисс Давенпорт и заметила нечто странное в выражении ее лица. Хотя и не могла сказать, связано ли это с какой-то тревогой или просто с ее внешностью.
Казалось, она взяла себя в руки – разгладила юбки и заправила за ухо выбившуюся прядь волос, тайком смахнув слезу.
– Я не плачу, – тихо произнесла мисс Давенпорт. – Не могу. А это всего лишь привычка.
– Я всего один раз была в Лондоне, – заметила я.
– Он просто великолепен, – оживляясь, с жаром подхватила она. – Нет другого такого места. Даже здесь. Ничего подобного.
Невозможно было сказать, небеса разверзлись над нами или это мы въехали в бурю, но едва первые капли упали на карету, мисс Давенпорт попросила закрыть окно. Дождь, коснувшийся моей руки, был до омерзения теплым. Но прежде чем я успела удивиться подобной странности, порыв ветра охладил брызги воды.
Наш экипаж замедлился, с чавканьем увязнув в грязи. Кучер спустился с козел на крыше, чтобы повести лошадь под уздцы.
Прошло несколько часов, прежде чем дождь ослаб настолько, что я смогла снова приоткрыть окно и выглянуть наружу. Разумеется, совершенно напрасно, поскольку взгляд не мог проникнуть сквозь темные клубы тумана. Отчасти из любопытства я открыла крышку компаса. Ожидала, что увижу, как его стрелка в нерешительности вращается вокруг своей оси, но она указывала более или менее прямо.
Значит, север был там.
Похожий на саван туман застилал все, что находилось за пределами болезненно-желтого света фонаря. Создавалось странное ощущение пустоты. Привычный птичий гомон или шелест листьев, которые я столь часто принимала как должное, попросту исчезли. Я убеждала себя, что это ничем не отличается от того ощущения оторванности от мира, которое сопутствует любой буре. Что тишина – всего лишь непримечательная иллюзия, рожденная ветром и дождем, терзавшими экипаж.
В клубящейся пелене шевелились таинственные тени. Резкие линии, упиравшиеся в небо, наводили на мысль о суровых скалах и узких ущельях. Громады сменяли друг друга, и хотя я старалась не представлять их, мое воображение непроизвольно заполняло серый пейзаж, простиравшийся впереди. Полузабытые гравюры из «Путешествий капитана Джеймса Кука» и экзотические видения из «Зарисовок Нового Мира» начали заселять все вокруг.
