Пауки осторожно ползли по холсту, туго натянутому на пяльцы. Один из них выплюнул мерцающий шелк, до того тонкий, что я едва ли смогла бы его разглядеть, если бы не отразившийся на нем свет. Другой паук продел шелковую нить в свои лапки и изящно заплясал по ткани. По обратной ее стороне пробежала тень, и я увидела, как крошечные иголочки начали пробивать поверхность.
Наполовину зачарованно и наполовину испуганно я наблюдала, как остальные пауки присоединяются к работе. Вскоре виднелась одна лишь сплошная толкающаяся масса.
На позвякивающих серебряных подносах прибыл чай. Мне не стоило волноваться, поскольку подносы представляли собой безупречные копии того, что можно найти на страницах светской хроники. На многоярусных блюдах были искусно расставлены маленькие пирожные и крошечные сэндвичи с огурцом.
Некоторое время мы суетились с сахаром, молоком и чаем. Я заботливо спросила у Бледной Королевы, что та предпочитает, и она с восторгом дала церемонный ответ. Я добавила себе в чашку молока, вспомнила, до чего не любит его мисс Давенпорт, и позаботилась о том, чтобы посолить для нее побольше сэндвичей. Хотя присутствие Маб несколько умерило обычный голод мисс Давенпорт. Было очень странно видеть ее такой тихой и неуверенной.
Пока мы ели, пауки продолжали свою суетливую работу. И только после того как была смахнута последняя крошка, Бледная Королева приказала им отойти:
– Дайте посмотреть на мою розу.
Пауки расступились, шмыгнув к краям пяльцев.
Но на картине оказалась вовсе не роза. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать распахнутую пасть чудовища, убегающие обнаженные души, адское пламя и алые одежды Воскресшего Христа. Каждая фигура была окаймлена черной нитью. Кроме Христа, от него исходили вышитые золотом лучи. Все лица смотрели чуть искоса, тем взглядом лани, что столь часто встречается на средневековых миниатюрах. Даже адский зверь, если не считать зубов и пылающей пасти, выглядел почти мило.
– Это… Это Сошествие во ад, – я дотронулась до каждого замысловатого стежка. Маленькие красные узелки на руках и ногах Христа символизировали Его раны. – Оно… оно прекрасно.
– Так ведь вышивают, верно? Иголкой и ниткой? Разве нет?
– Это не единственная причина моего удивления, – сказала я, – Тема… она…
– Замечательный выбор, – произнесла мисс Давенпорт, прежде чем я успела закончить, и засмеялась под стать Бледной Королеве. От звука ее смеха я лишь почувствовала себя еще более неловко.
– Тогда нам стоит продолжить, – сказала Маб, и ее улыбка сделалась шире.
Глава 15. Свет в стекле
У меня лишь одна свеча жизни, и я предпочту сжечь ее в землях, наполненных тьмой, а не в землях, залитых светом.
Из личной переписки преподобного Джейкоба Роша, март 1843 г.
Я балансирую на грани вечности.
Среди этих униженных, презираемых и все же любимых теней я – последний осколок реальности.
Когда я вкладывал хлеб и вино в руки, некогда запятнанные хтонической магией, а теперь протянутые, чтобы принять символы и обеты любви Искупителя, у меня появилось предчувствие славы небесной, от которого сердце мое разбилось, словно стекло. Блаженства более глубокого не испытать мне до той поры, пока не увижу прославляемый лик Божий, когда меня поглотит темная земля и я заслужу свой мученический венец.
Из личных дневников преподобного Джейкоба Роша, ноябрь 1843 г.
Они хотят нагадать мою судьбу по крови, но говорят, что звезды молчат. То, Что Внутри, не может связать меня, даже если сами они связаны истиной. Я думаю, что понимаю.
Они никогда не станут лгать, если правда может ранить сильнее. А правда всегда способна ранить сильнее.
Из личных дневников преподобного Джейкоба Роша, без даты
Как раз перед ужином, самым старомодным из всех приемов пищи, брат застал меня, когда я спускалась из башни. После совета мисс Давенпорт и колких замечаний Маб я переоделась к столу. На мне было лучшее платье, сшитое к свадьбе мисс Лусии Марч и с тех пор ни разу не надетое. Когда-то я была о нем высокого мнения, но теперь серебристо-серая тафта скорее напоминала о паутине и пятнистом брюхе лунной рыбы.
– Она отменила ужин.
Я ничего не ответила.
– Сказала, что хватит с нее на сегодня человеческих обычаев. Что больше чем одно застолье в день – это просто скучная рутина. Кроме того, мне действительно нужно поговорить с… – в голосе Лаона прозвучала нотка неуверенности, и он умолк.
Я повернулась и встретилась с братом взглядом. Тот вздрогнул.
– С кем-нибудь, – закончил он и тяжело оперся на трость, глядя в сторону, – мне нужно поговорить с человеком.
– Сейчас?
– Пожалуйста.
– Здесь?
– Нет, в часовне. Они туда не ходят.
Петляя по шумному замку, я следовала за братом в часовню. Его хромота задавала темп, и путь наш казался длиннее, чем когда-либо. Я поймала себя на том, что изучаю ритм его походки, стиснутые челюсти и усталые плечи.
Столь многое между нами осталось невысказанным, и мне было недостаточно того, что я могла прочесть в его движениях и манере держаться.
Мы прошли через двор, где притаилась пара призрачных птичьих родичей Бледной Королевы. При нашем приближении они сложили длинные, похожие на веера хвосты. Днем я мельком видела, как эти витражные хвосты поднимаются к маятниковому солнцу, и дивилась их ярким цветным вспышкам. Они напомнили лепестки окон-розеток, в которых каждый всполох света изгибался в форме пламени.
Теперь же они волочились по грязи и выглядели не такими вычурными.
Брат отпер и распахнул настежь двери часовни.
Внутри все было залито светом множества свечей, но вместо нестерпимого жара кругом стоял пронизывающий холод.
– Я не хочу… – Лаон вздохнул и провел рукой по непослушным завиткам волос. Нервная привычка. На его манжете я заметила пятно от вина. – То есть я не знаю, о чем говорить завтра.
– Завтра… Ах, конечно же, воскресенье. У тебя проповедь, – сказала я.
Диоген опрокинулся на спину, желая привлечь к себе внимание, и через мгновение я уступила и торопливо почесала пса за ушами.
Лаон кивнул и, снова вздохнув, растянулся на одной из скамей, а его трость со стуком упала на пол. Знакомый жест вызывал в памяти грязные после долгих прогулок сапоги. Я не стала отчитывать брата.
– Даже не знаю, будут ли слушатели, и я не дал надлежащего… – Он резко замолчал, проглотив окончание фразы. И отвернулся, изучая окно моей комнаты. Как бы Лаон ни старался скрыть, но в его голосе звучало отчаяние. – Просто было не так много… признаюсь, я слегка заржавел.
Я хотела спросить, что же он делал при дворе Маб, если не проповедовал. Хотела, чтобы он опроверг мои сны.
