– Что вы принимаете? Пойдемте со мной…
– И что сказано было словом Его. Я верю. И что взял хлеб и преломил его. В это я тоже верю.
– Пойдемте со мной, – я протянула ей руку, – я могу промыть ваши раны и принести вам немного…
– Нет! – перебивая, огрызнулась она. – Ничего не нужно. Меня больше не украдут. Покрытая рука нанесет удар, в ней заключена сила. То, что внутри, будет говорить правду, а я боюсь, я не должна бояться.
– Я могу вам помочь? Вы ранены.
– Огонь заботится обо мне. Огонь любит меня. Но даже он нереален. На самом деле здесь ничего нет.
– Я не понимаю.
– Никто не понимает. Они построили все это за один день и одну ночь. Ты не знаешь, где находишься. Ты не видишь, потому что слепа. А я не вижу, потому что у меня нет глаз.
Она подняла с пола ворох бумаг и начала бросать их в пламя листок за листком. Я узнала на страницах почерк Роша. Это были письма. Нужно было ее остановить, но не могла же я вырвать их у нее из рук.
– Но тогда ты не ошибся, – она прижала одно из писем к губам в благоговейном поцелуе. – Самая худшая ложь, – еще один поцелуй, – самая лучшая ложь, – и еще один, – выдающаяся ложь… это всегда правда.
– Зачем вы все это сжигаете?
– Я не могу убить себя быстро, поэтому просто должна сделать это медленно. Медленно, медленно. Очень медленно, – произнесла женщина. – Но ее я не стану убивать медленно. Ее. Приносящую сны. Ненавижу. Ненавижу.
– Могу я… могу я взять письма? Раз уж вам они, похоже, не нужны…
Я присела и потянулась к одному из ближайших листков. Нащупала знакомый корешок дневника и придвинулась ближе.
– Он ушел быстро. Выскочил через дверь в сны. – Она снова смотрела в огонь и, казалось, не замечала меня. – Быстро и медленно. Быстро и медленно. Он ушел очень быстро. Но я не могу пойти тем же путем… они мне мешают. Говорят, что я не могу уйти. Говорят, я должна остаться здесь. – Она обхватила себя руками, ее голос стих до шепота: – Потерянная, но найденная. Украденная, но сохраненная.
– Вы пленница? Кто вас здесь держит? Кто вы?
– Подлинник, – прошептала она. – Я – настоящая.
По часовне эхом разнесся стук в дверь. Я услышала, как поворачивается ручка. Женщина в черном вздрогнула и, свернувшись калачиком, прижалась к стене.
Страх сдавил мне легкие, едва позволяя дышать. Сердце застряло в горле. Схватив бумаги, я подобрала подол и побежала вверх по лестнице. А когда на миг оглянулась, увидела высокую, словно тополь, фигуру, заполнившую собой дверной проем, и услышала тихие причитания женщины в черном.
Лишь вернувшись к себе в комнату, мне удалось глубоко вдохнуть.
Я долго стояла, прижимаясь лбом к закрытой двери. В ушах все еще звучало эхо причитаний женщины в черном. В отчаянии я ударила кулаками по деревянной створке и тихо застонала от боли, совсем как незнакомка. В голове вертелись путаные теории о том, кто такие она сама и ее таинственный похититель. Женщина выглядела человеком, но идея о том, что она – подменыш, вовсе не казалась невероятной. Еще она назвала себя подлинником, а это слово означало и слишком много, и слишком мало.
С таким трудом добытые бумаги валялись на полу, но я не могла себя заставить поднять их.
Глава 17. Сова на проповеди
Те, кто дольше с ними связан и ближе прочих знаком с их нравами и обычаями, не ждут, что аркадийцы станут говорить правду, если у них есть возможность солгать. Но сами они, опираясь на собственные законы, собственными же устами скажут, что ложь и обман – это гнусный грех. Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют.
[46]
Мы можем с уверенностью заключить, что все без исключения фейри виновны в некоторых или во всех этих грехах.
Уильям Финкл и Хильдегард Фосснайм. Аркадские путешествия, включающие разнообразные рассказы первопроходцев, заметки о культуре и климате
Утром злоключения прошлой ночи сделались похожими на сон.
Я проснулась на полу у двери своей комнаты и едва могла поверить, что произошедшее случилось на самом деле. Хотя и чувствовала боль в исцарапанных руках и коленях. С нарочитой медлительностью я прижимала к ранам влажную мочалку и смахивала легкие чешуйки засохшей крови.
В замке была сумасшедшая – наполовину одичавшая, наполовину пленница, и я понятия не имела, кто ее удерживает и ради чего. Я даже не была до конца уверена, что она – человек. Было совершенно ясно, что ее привела сюда Маб вместе со своей свитой. Среди прочего бессвязного бреда женщина в черном сказала, что ее больше не украдут. И назвала себя подлинником.
Вертя в голове это слово, я думала о копиях и подделках. Думала об Ариэль Давенпорт – подменыше, фальшивке.
Подлинник.
Возможно, она украденная смертная, как и настоящая Ариэль Давенпорт. Подлинная Ариэль Давенпорт. Та, с которой мы никогда не встречались. В конце концов, я до сих пор понятия не имела, что становится с детьми, украденными фейри.
По коже пробежал холодок. В этом месте слишком много тайн.
Где-то в ночи я порвала свой серебристо-серый наряд, и надеть его на службу стало невозможно. А когда из сундука появилось незатейливое зеленое платьице, я в силу своей суетности не удержалась от желания увидеть что-нибудь чуть более модное. Платью недоставало хваленой покатой линии плеч и расширяющихся кверху рукавов. Моими единственными украшениями были брошь и кружевной воротник.
Одевшись и заколов волосы, я быстро просмотрела письма, которые утащила из часовни. Первое было написано той же безумной рукой, что без устали наполняла бредом дневник Роша. Это оказался отрывок какого-то длинного письма. Там говорилось о чудесах Гефсимании, и я предположила, что писавший только-только прибыл в замок. Он недоумевал по поводу архитектурного стиля здания и того, что оно напоминает скорее грандиозную блажь, чем настоящие руины. Сравнивал замок с башней Спринг-Хилл, построенной Джеймсом Уайеттом
[47], с ее нелепыми башенками, балконами и горгульями.
«Это не более чем раскрашенная декорация кукольного театра».
Именно эти слова не выходили у меня из головы, пока я шла через замок к часовне. Мало-помалу я начала замечать несовершенство иллюзии. И удивлялась, как не разглядела этого раньше. Долгая и овеянная легендами история этого здания – подделка.
У меня не было наметанного глаза архитектора, наверное, поэтому я и не увидела ничего с самого начала. А возможно, просто была излишне готова поверить, что передо мной на самом деле старинный замок. Теперь же я могла сказать, что не по прихоти древнего лорда в глухую нормандскую стену вставили стеклянные окна. И то и другое появилось в одно время. Не хватало стыков, которые указывали бы на то, что замок перестраивался.
