Я оглядела себя. Платье с его изумительными золотыми и серебряными слоями исчезло, на мне осталась лишь сорочка. Под невесомой, прозрачной тканью я была совершенно голой и кожей ощущала, как взгляд брата изучает мою фигуру.
Смущение и стыд были столь глубокими, что не позволяли даже покраснеть.
Это было глупо, но я решила, что смогу от них убежать, и бросилась прочь. Мои голые стопы глухо стучали по ледяному полу. Тысячи и тысячи зеркал, выстроившихся вдоль стен замка, отражали мой позор. Я летела мимо них белым призраком, и все же видела себя, каждый потаенный изгиб и предательский розовый румянец. Ветер подхватывал сорочку и заставлял ее льнуть к телу. И я не могла не задуматься, не это ли истинная причина того, почему Маб завесила все коридоры зеркалами.
Часы пробили полночь, звук волнами разбегался по замку. Казалось, эти раскатистые, гулкие удары меня преследуют. Секунды растягивались, словно само время кралось за мной.
Я задыхалась, но не сбавляла шаг, пока не добралась до своей комнаты. А там рухнула на пол и прислонилась к теплой деревянной двери, по-прежнему ощущая на себе взгляд брата. Свернулась калачиком, прижала колени к груди и обхватила себя руками. В поисках тепла пальцы скользнули сначала в подмышки, а потом между бедер. Мои соски затвердели и болели от холода. Дыхание теплыми клубами повисало у лица, и я подставила под них ладони.
Той ночью мне снова приснился Лаон.
Вокруг снова маскарад с его серебристыми деревьями, которые роняют листья. Нас окружают безликие автоматоны, бездушные фейри и безмозглые звери. Лаон – последнее реальное существо в этих краях, под этим ненастоящим солнцем. Здесь ни один взгляд не может за нами следить.
Начинает играть вальс. Соблазнительный ритм убаюкивает нас своим нежным покачиванием. Лаону не нужно спрашивать, стану ли я танцевать. Его ладонь ложится на мою, наши руки встречаются, наши пальцы сплетаются. Я чувствую пьянящее тепло брата рядом с собой, перед собой, вокруг себя. Он обнимает меня крепче, чем следовало, и наши ноги летят по усыпанному звездами полу.
Нас кружит дурманящий вальс. Наши ноги порхают по мрамору, по осколкам тысяч разбитых зеркал, по снежинкам, висящим в чернильном небе.
Мы и юны, и стары в этом странном соединении времен. Одновременно бежим сквозь вереск и спорим об его отъезде в миссию. Препираемся из-за игрушечных солдатиков и блуждаем по саду. Смотрим на гроб нашего отца и отчаиваемся из-за долгов, доставшихся нам в наследство. Все мгновения нашей общей жизни переплетаются перед глазами. Я чувствую, как в груди затягивается давно знакомый узел.
Мои пальцы скользят по его коже, и я нахожу написанные на ней слова, тайны, которые всегда предназначались мне. А пока читаю его душу, его руки раскрывают мою. Мы следуем за каждым несказанным словом, каждым влажным багровым клеймом, выжженным в книге человеческой плоти.
Единые плотью и кровью, мы связаны друг с другом. Мы сплетаемся теплой кожей, и я нахожу собственное имя в книге его души. На мгновения, которым нет конца, наши миры уменьшаются до сцепленных рук, прикосновений губ к обнаженной плоти и погружения друг в друга.
Глава 24. Красное утреннее небо
Все королева Маб. Ее проказы.
Она родоприемница у фей,
А по размерам – с камушек агата
В кольце у мэра. По ночам она
На шестерне пылинок цугом ездит
Вдоль по носам у нас, пока мы спим.
В колесах – спицы из паучьих лапок,
Каретный верх – из крыльев саранчи,
Ремни гужей – из ниток паутины,
И хомуты – из капелек росы.
На кость сверчка накручен хлыст из пены,
Комар на козлах – ростом с червячка,
Из тех, которые от сонной лени
Заводятся в ногтях у мастериц.
Ее возок – пустой лесной орешек.
Ей смастерили этот экипаж
Каретники волшебниц – жук и белка.
Она пересекает по ночам
Мозг любящих, которым снится нежность.
Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта
[74] Я не хотела просыпаться.
Комнату наполнил слабый и неясный солнечный свет. Утро наступило самым решительным образом, но я перевернулась на другой бок и отказывалась вставать.
Поэтому и не услышала стук мисс Давенпорт, и она ворвалась в мою комнату с подносом в руках.
– Вот, подумала, что вы захотите позавтракать, – бесцеремонно сказала она. – Я-то хочу, и мне гораздо удобнее прервать ваше утро, чем утро вашего брата.
– Спасибо, – растерянно ответила я и поднялась.
Глаза были полны песка. Я накинула халат и шаль поверх ночной рубашки. Несмотря на мою надежду, что рукотворная зима Маб закончится вместе с маскарадом, утренний воздух был по-прежнему холодным.
– Ну нельзя же спать вечно. За балом всегда следует охота.
– Разве она не вечером? – Я потерла глаза, избавляясь от остатков сна, скопившихся в уголках глаз, и пока говорила, он испарился окончательно. Хотя его теплое прикосновение ощущалось на коже, даже когда я плеснула в лицо ледяной водой.
– Верно, но я все равно хочу позавтракать, – мисс Давенпорт поставила на стол большой поднос.
Тот был завален всевозможными блюдами, оставшимися после вчерашнего вечера. Рубиново-красные виноградины покрывала филигрань бледно-зеленого льда. Тонко нарезанный ростбиф был скручен в маленькие розетки и завернут в листья свежей зелени. Главном образом, мяты. Кусочки печенья в форме снежинок – и покрытых глазурью, и нет – были перемешаны с пряничными совами. Комковатые, неудавшиеся сконы
[75] лежали в корзинке рядом с волованами
[76], из которых сыпалась аппетитная сладкая и соленая начинка.
– У вас дверь не заперта, – произнесла мисс Давенпорт, бросив взгляд на дверцу, выходившую в пустоту.
– Ой! – Засов действительно выскочил, и я решительно вернула его на место. – Она разболталась и часто открывается, пока я не вижу. Должно быть, я слишком… устала прошлой ночью. Чтобы проверять.
– Я тоже слышала о том, что произошло прошлой ночью, – тихо и боязливо добавила она.
