– Прости, что не сказала тебе раньше. Я не могла. – Она на мгновение опустила голову, плечи затряслись от беззвучного смеха. – Для них это – жестокая шутка. А теперь мне очень жаль. Очень.
Поводья все еще были у меня в руке. Я знала, что хочу сказать и сделать. Я прижала их к ее слабым, трясущимся пальцам с отдавленными до синевы ногтями и изодранной кожей.
– Они догоняют. Тебе надо бежать. Ты все еще можешь взять мою лошадь.
Она отказалась от поводьев, сунула их мне обратно и покачала головой:
– Ты должна меня убить.
– Я не стану. Прошу тебя, Ариэль.
Она улыбнулась. Что-то мягкое было в ее улыбке, чего я раньше не замечала.
– Кэти, пожалуйста. Я не могу позволить, чтобы моя кровь запятнала руки твоего брата. Просто не могу.
– Ариэль…
Я снова произнесла ее имя, и добрые чувства, которые я к ней испытывала, превратились в привязанность. Мне удалось убедить себя, что мистер Бенджамин может погибнуть, что он приготовился к мученической смерти, что он знает, чего стоит его жизнь, и готов заплатить ею за возможность спасения.
Но это…
Этого я вынести не могла.
– Немногие были добры ко мне, и я хочу… – Сейчас мисс Давенпорт говорила сама с собой, прикрыла глаза, заново оживляя воспоминания. Я заметила мимолетную тень восхищения у нее на лице. – Ведь я рассказала ему, что не являюсь ни фейри, ни человеком, но ему было все равно. Он беспокоился о моей душе, хотя у меня ее и не было.
Звук охотничьего рога вырвал ее из задумчивости. Взгляд Ариэль заметался. Мы вновь услышали хохот приближавшихся гиен.
– Ты должна меня убить. Не дай сделать это своему брату. – Она вытащила из-за пояса нож. Тот был темным и скользким от крови. Ее покрытые синяками пальцы сомкнулись вокруг моих бледных ладоней. – Маб его заставит. Ей хочется, чтобы он согрешил. Не позволь.
– Но согрешить…
– Ты в безопасности. Для тебя это не имеет значения. Ты такая же, как я, – она бросила взгляд через плечо. – В характере Маб – играть с людьми. Заставлять их грешить. Заставлять их падать на самое дно. Защити его ради меня. Умоляю. Обещай мне.
Часть третья. Голгофа
Глава 27. Кровь на руках
Если подменыши есть нечто среднее между человеком и зверем, то что же станет с ними на том свете?
На что я отвечу: не мое дело знать или выяснять это. Они живут и гибнут по воле своего господина. Их положение не станет ни лучше ни хуже от того, определим мы его или нет. Они во власти истинного Творца и щедрого Отца, который распоряжается своими созданиями совсем не так, как полагаем мы в своих ограниченных воззрениях, и различает их не по выдуманным нами названиям и породам. А мы, так мало знающие даже о мире, в котором ныне пребываем, можем, я полагаю, довольствоваться самими собой, избегая категоричности в определении тех состояний, в которых окажутся эти существа, когда сойдут со сцены. Нам должно быть достаточно того, что Он открыл всем тем, кто способен наставлять, проповедовать и убеждать (обучаться, говорить и рассуждать), что они дадут ответ о своих делах, и воздастся им по тому, что они совершали, пребывая в своем теле.
Джон Локк. Опыт о человеческом разумении
[82] Я убила Ариэль Давенпорт.
Это все, что я помню.
Я не вполне могла объяснить, как это произошло, даже если бы сумела описать каждую секунду, которая вела к тому моменту, когда нож вонзился в грудь Ариэль. Одно мгновение перетекало в следующее, словно во сне. С той же абсурдностью и с той же безжалостной логикой. Секунды неумолимо летели вперед и затягивали меня в глубины неизбежного.
– Давай, Кэти.
Нож был острым, но не сумел вонзиться глубоко. Я попала в кость. Ариэль закричала.
Кровь хлынула из раны, едва я вынула лезвие из ее тела. Она всхлипнула от боли, и ее глаза встретились с моими. Умоляла. Съежилась. Истекала кровью, словно забитая свинья. Алая жидкость хлестала струей, растекалась по одежде, точно красные чернила.
Возможно, это и правильно, учитывая разговор о нашей общей нечеловеческой природе. Я подумала о том, что говорил мистер Уорнер о куклах из плоти. Неужели я просто рассекла ее швы? Не набивка ли выпадает наружу? Не увижу ли я среди всей этой крови шестеренки и пружины?
Я ударила снова, но нож в руке дрожал слишком сильно. Еще один порез, и крови стало больше. Синее платье сделалось почти красным и прилипало к телу.
Ариэль затихла.
Ее кровь была теплой. Однажды Ариэль сказала мне, что кровь связывает кровь, но тогда я не поняла, что имелось в виду. Настоящая ли это кровь? Я чувствовала, как она скользит у меня между пальцами, и крепче сжимала нож, кожей ощущая грани тонкой деревянной рукояти.
Уши наполнил протяжный, завывающий смех, но кто смеется, было неясно – то ли глумливые гиены, то ли сама королева Маб.
Я вдыхала густой и едкий запах крови и не смела закрыть глаза. Не хотелось запоминать этот миг, но взгляд отвести было невозможно.
Когда нож вонзился снова, Ариэль что-то произнесла. Слова, которые я уже никогда не услышу и не узнаю. Плоть подменыша не могла состязаться с шеффилдской сталью. Я уступила смерти и саму Ариэль, и ее тайны, гадая: а что, если все это – языческое жертвоприношение, какой-то варварский ритуал?
– Прости меня, – голос был мой, но я не помнила, как произнесла эти слова. Извинение слетело с губ следом за очередным ударом ножа. – Мне очень жаль.
Быть может, лишенные души и не способны к греху, но против них согрешить, несомненно, возможно.
Я не поднимала глаз. Не хотелось встречаться с испуганным взглядом своего брата. Не хотелось рассказывать ему о той потаенной правде, которая мне открылась, об обстоятельствах, давивших на меня, и о полнейшей абсурдности всего этого.
Как до такого дошло?
В моей комнате стояла медная ванна, наполненная горячей водой.
Без лишних раздумий я погрузилась в нее в окровавленной одежде, которая по-прежнему льнула к телу.
Вода обжигала. Дыхание с шипением вырвалось сквозь стиснутые зубы. Я откинула голову назад, и перепачканные кровью волосы погрузились в воду.
Долгие минуты я дышала паром и запахом мыла. Все мысли заполнили кровь и взгляд Ариэль, которым та смотрела на меня, когда я ее убила. Кровь одного подменыша, пролитая руками другого.
