– Или пытался, – добавила я. – Не могу поверить, что не заметила этого раньше. Отрывок, в котором упоминается Бог. Этот отрывок похож, но не точно такой же. Мы были слишком заняты, сравнивая фразы и отрывки, чтобы заметить общую закономерность.
– Это может оказаться просто очень плохой перевод.
Я улыбнулась:
– Такое тоже возможно.
– Тогда что там написано?
– Я не… – Я сглотнула, не желая признавать свое невежество. – Мы это выясним.
Он встретил мой взгляд и улыбнулся:
– Вместе.
В ту ночь мне приснился сон.
Я в великолепном саду. Воздух пахнет мятой, а земля юна и свежа.
На меня глядит человек, который является всем человечеством. Он не столько говорит, сколько приказывает. И сад подчиняется его воле.
Человек смотрит, как я стою в тени дерева с белыми змеистыми корнями. Я прислоняюсь к стволу, и меня окутывает его тепло. Я срываю с ветвей листья и читаю их, словно страницы книги.
Мир создан словами. И стоит только приглядеться внимательнее, я смогу их прочесть. Они текут по венам мира, написаны на его швах.
Слова говорят мне, что это дерево достигнет небес. Говорили, что нет ничего запретного. Говорят, что знание не может быть грехом.
Я облизываю губы, и они кажутся мне солеными.
Глава 33. Расплата на рынке
В случае возобновления хартии, к примеру, торговцы Ливерпуля, Манчестера, Глазго и других промышленных городов выступают за максимально возможную свободу торговли, независимо от интересов жителей доминионов компании или риска потери британских доходов, если свободная торговля вызовет размолвку с фейри.
С другой стороны, Компания Южных морей идет по противоположному пути – она делает все, что в ее силах, стараясь создать впечатление, будто безопасно торговать с Аркадией способны лишь ее представители. Однако общественность, зная о событиях, которые произошли со времени последнего возобновления хартии, не воспримет свидетельства от служащих компании без подозрений в их крайней пристрастности.
Когда хартия возобновлялась в последний раз, то, как и в настоящее время, был собран парламентский комитет; он должен был определить вероятность того, что за счет открытия портов Аркадии для частных торговцев значительно увеличится продажа английских товаров. По этому поводу все или почти все допрошенные служащие компании высказывали мнение, что расширить потребление британских товаров в Аркадии совершенно невозможно.
[93]
«Письмо от подменыша». Журнал «Блэквуд», май 1830 года
Все потерянные вещи можно найти на рынках гоблинов. По крайней мере, так сказал нам мистер Бенджамин.
Как-то в воскресенье гном упомянул, что рынки гоблинов скоро откроются. Он начал с вопроса о разнице между глиняными птицами, которых в апокрифах создавал Христос, и теми, что продаются на рынках, и уже принялся выкладывать все, что помнил о поделках фейри, но тут брат Кэтрин Хелстон заговорил о том, что еще они продают.
– На самом деле все, – сказал мистер Бенджамин, поправляя очки на своем крючковатом носу, – и ничего. И что угодно. Торговать отвлеченными понятиями очень модно, хотя не слишком законно.
– Незаконно? – эхом отозвалась я.
– Не все сделки следует заключать, – гном улыбнулся, показывая круглые зубы, – вот они и таятся на краю света, глубоко в тумане. Где маятник не появляется над головой. Там или сумерки, или непроглядная ночь, – он преувеличенно передернулся. – Я много ездил, пока был рудокопом. Долгие часы легче скоротать со щепоткой мечты.
– А как насчет утраченных воспоминаний? – поинтересовался брат Кэтрин Хелстон.
– Будьте уверены, раз они утрачены. Все, что теряется, оказывается там.
– А рынки скоро появятся?
Мистер Бенджамин кивнул.
– Мы не можем покидать замок, – напомнила я. – Бледная Королева сказала…
– Но мы же не цепью прикованы. Можем сходить, – сказал брат Кэтрин Хелстон. – Для тебя это очень важно.
– Мы рискуем всем, ради чего работали, союзом с Бледной Королевой и ее разрешением на проезд и… – Во мне всколыхнулся страх, и в словах, слетавших у меня с губ, было поровну отговорок и разумных доводов. – А перевод? У нас только-только начало что-то получаться. Знаю, это лишь несколько слов, но текст начинает обретать смысл. Нельзя так рисковать.
– Мы ничем не рискуем. Рынки могут предложить даже больше ответов.
– Рискуем. Если Бледная Королева узнает…
– Оно того стоит. – Он победоносно улыбнулся, его ясные голубые глаза сверкнули. – Потерянные вещи находят дорогу на рынки, вот и мы сумеем что-нибудь там отыскать.
– Не вижу, как это могло бы помочь.
– Ты жаждала ответов.
– Я их боялась.
– В любом случае мы должны все выяснить.
Это была наша детская присказка, и она меня зацепила. Я проглотила свой страх и кивнула.
Мы покинули Гефсиманию поздно утром и направились прочь от приближающегося солнца. Нас окутали туманы, их щупальца завивались и принимали облик умирающих китов и танцующих волн.
– Насколько это далеко? – спросила я. – Не стоило ли нам взять лошадь?
– Нет, – ответил брат Кэтрин Хелстон, – Бенджамин сказал, что мы дойдем пешком. Сказал, что это очень близко. «Так же близко, как воспоминания детства, так же близко, как просьба о прощении».
– В этом нет смысла. Он говорил, что это далеко от маятника. Там, где никогда не бывает по-настоящему светло.
Брат Кэтрин Хелстон пожал плечами:
– Здесь ничто не имеет смысла. Особенно расстояния. Путешествия просто не измеряются временем.
И мы шли дальше, хотя указания мистер Бенджамина дал весьма расплывчатые. Мы держались тропинки.
Туман рассеялся, небо потемнело, и мы оказались на какой-то поляне. Было любопытно, тот ли это лес, что я однажды видела на кромке отвесных скал. Над нами возвышались прямые, словно флагштоки, стволы берез. Трещинки в отслаивающейся коре следили за нами, будто прищуренные глаза.
– Совсем не годятся, чтобы по ним лазать, – брат Кэтрин Хелстон неопределенно махнул в сторону деревьев. – Хотя я видел, как ты взбиралась на березу.
– Безуспешно.
– Я думал, успешно. Определенно стоило того, чтобы испортить свое зеленое платье.
– Зеленое? Мне казалось, платье было… – Я проглотила слова и попыталась подавить воспоминание о порванном платье, прилипшем к разодранным ногам, красным от крови.
