– Помнишь, мне приснился Эдем и я рассказывала, что читала дерево, просто как… – я щелкнула языком.
– Да… – Он листал черновики найденного в ките текста.
Владеть таким количеством бумаги было почти роскошью. Мне вспомнились крошечные листочки, на которых мы привыкли писать.
– В том сне я была уверена, что существует язык, текущий по жилам мира. Язык, который скрепляет швы реальности. Каждую травинку, каждый листок. И, возможно, это он и есть. Язык, которым Бог сотворил мир… разве что здесь… здесь он другой. Грубее, небрежнее.
– Мы не можем этого доказать.
– Я знаю… только вот имя Бога. Тут оно особенное, или, возможно, происходит даже не из этого языка. Может быть, они заменяют его словом из санскрита… – Я глубоко вздохнула. – Но что это значит?
– Возможно, только то, что у фейри есть утраченная книга Библии. Книга апокрифов. Как ты и сказала. – Он снова глотнул из фляжки и передал ее мне. – Вот уж не думал, что когда-нибудь назову это наименьшим из откровений.
– На самом деле оно ничего нам не объясняет.
Слова занимали свои места. Мы копались в списках, нашим рукам и глазам не хватало скорости для работы. Мы взволнованно переговаривались, стараясь описать буквы и следующее слово, которое нужно было найти. Так и не удалось понять, как они произносятся.
Мои руки дрожали, и я заметила, что снова и снова сажаю на страницу кляксы. Мне едва хватало сил писать. Я сглатывала опять и опять, во рту пересохло, и слова вышли хриплыми:
– Лаон, здесь о происхождении фейри. Это их Книга Бытия.
Я откинулась на спинку стула, ладони беспокойно порхали между губами и страницей.
– Если это правда… – Его голос затих.
– Это делает их нефилимами? Рожденными от человеческой женщины и Сына Божьего?
– Не думаю, что можно их определить таким образом…
– Ты бы даже назвал ее человеком?
Голова шла кругом. Последствий, как глубинных, так и обыденных, было слишком много, чтобы их сосчитать.
– Какая разница, как я ее называю?
– Если у нас есть души, потому что у Адама была душа. И у Евы была душа, потому что у Адама была душа… Тогда есть ли душа у нее?
– Закономерно возникает вопрос, что вообще означают эти слова, – ответил Лаон. – Если только у потомков Адама и Евы есть души, то ни у кого другого их быть не может. Полагаю, тут как с яблоками, выросшими от разных черенков одного и того же дерева. А если рядом совсем другое дерево…
– Если у яблока есть семена, это не означает, ну, не знаю, того, что у граната их нет.
– И все-таки в гранате не будет семян яблока.
– Но будут семена…
– Чувствую, что мы, наверное, исчерпали эту метафору.
Я рассмеялась, и напряжение спало.
После мы много раз шутили о душах и фруктовых садах. Каламбуры напрашивались сами собой, и мы забавлялись с каждым. Даже смирившись с откровением, мы не готовы были говорить о нем вслух.
Было во всем этом безумие, которым еще предстояло проникнуться.
Той ночью мы не стали закрывать дверь, которая вела в пустоту.
И мне приснилась Ариэль Давенпорт.
Я стою на крыше. Яркое земное солнце опускается за горизонт. Мне уже до того привычно видеть, как оно исчезает вдали, что это зрелище кажется мне странным и чуждым.
Черепичная крыша уставлена плетеными силками для птиц. Они окружают меня со всех сторон. Нельзя сделать и шага, чтобы не растоптать одну из них.
Хор пойманных птиц приманивает к силкам новых. Очередная алая певунья опускается к ловушке, и петля затягивается, а в воздух летят перья. Жалобные крики по ошибке принимаются за новую песню.
Прекрасную и полную муки.
Я наклоняюсь и поднимаю каждую птаху. Чувствую маленькие трепещущие сердца, а хрупкие крылья бьют меня по ладоням.
Тонкой белой нитью я сшиваю из птиц тело Ариэль Давенпорт. Стежки окрашивают нитку красным. Птицы разлетаются, истекая лентами, нитками и пряжей. И все это только красного цвета.
Катушки красных ниток опутывают мне руки, пока не впиваются в них, точно проволока.
Птицы вокруг меня одна за другой замолкают, но я продолжаю шить.
В конце концов, Ариэль Давенпорт – сломанная кукла. Почему бы мне не воссоздать ее из лоскутков мертвых птиц?
Я с криком проснулась.
Мы больше не пытались оставлять дверь открытой.
Глава 36. Правда между строк
В этой утробе и могиле естества Он лепил мир, рассказывая его Самому Себе, словно предание, слово за словом. Эту часть истории вы уже знаете, хотя большинство хочет, чтобы вы верили, будто Он делал это лениво, без усилий, вызвав мир к жизни, точно мечту, но сейчас говорю вам – а я рассказываю вам сказки, – те шесть дней Он трудился. Он выковал небеса, плоские и гладкие, словно зеркало. Вымешал из грязи горы, построил столбы, чтобы удерживать небо, и отшлифовал емкость для моря. Он вырезал каждое дерево, собственными ногтями процарапывая неровности коры и пробивая темные глазки на белой коже берез.
Каждое существо – не всегда неповторимое и красивое – он сотворил и вылепил. Мне нравится представлять, как радовали Его все эти усилия. Думаю, что Он наполовину обезумел от чудовищности и сложности своего начинания.
Он выбирал из облаков лица и давал им тела. Создания получались прекрасными, словно алый рассвет, словно закатное небо, словно утренняя звезда. Он отдал им Свой голос, и они отвечали ему Его собственными словами.
Он назвал существ ангелами.
Они стали Ему чем-то вроде компании, болтали с Ним своими высокими, похожими на эхо голосами. Они хвалили все, что Он делал, и подгоняли снисходительными улыбками, моргая пустыми глазами.
Но как долго разум, пусть и разбитый безумием на части, сможет довольствоваться тем, что слышит лишь отголоски самого себя?
Перевод с енохианского, сделанный преподобным Лаоном Хелстоном и Кэтрин Хелстон
В первый раз Он увидел Адама в грязи. В отличие от прежних творений, созданных подобно фигуркам из теней от Его ладоней, человека не пронизывал Его голос. А Он не хотел больше слышать в ответ эхо своих же слов. Он жаждал новизны. Ему нужен был другой разум, который и походил, и отличался бы от Его собственного.
Сам того не зная, Он нуждался в отражении, в ком-то, кто был бы Им, таким же, как Он, но иным.
И вот в грязи Он увидел лицо. Или прообраз лица. Словно ребенок, различающий в бессмысленных узорах очертания глаз, носа и рта.
Нас с Адамом создали вместе. И создали равными друг другу. По линии творения он – мой брат.
