– Ты уже давно на нее смотришь, – сказал Лаон.
– И по-прежнему считаю, что похоже на почерк из дневника Роша.
Лаон не согласился, но тем не менее по моему настоянию взял с полки дневник и стал его листать.
– Сможешь найти?
Нахмурив брови, он угрюмо смотрел на страницу:
– Помнишь?
Он передал мне дневник, в котором действительно была запись, сделанная торопливой рукой неизвестного. Почерк был очень продуманный и аккуратный. Им оказалась написана часть небольшого стиха:
«…что сказано… словом…
…взял хлеб и преломил…
…по слову Его…
…верую и принимаю…»
Я проговорила стих про себя и тут же все вспомнила. Те же слова сказала мне женщина в черном, а после то же нашептывали голоса. Это не могло быть совпадением.
– Когда я последний раз это читал, оно было полным, – сказал Лаон. – Не думал, что чернила могут так быстро выцвести.
Глядя на страницу, я прикоснулась кончиками пальцев к тому месту, где раньше были слова, пытаясь найти хоть какие-то их следы. Я знала, что они должны быть.
– Лаон, ты ведь помнишь о семиотической мотыли?
– О книжных мотыльках?
– Да, о тех самых. Бич библиотек и тому подобное.
– Мы ставили на них ловушки, – у него на губах заиграла мечтательная улыбка. – Хотя ты и говорила, что для них в нашей библиотеке недостаточно тайн.
– Ты был очень упрямым, – сказала я, – тем более, Тесси не нравилось, когда мы играли с мертвой живностью. Для своих морилок нам приходилось красть лавровый лист из ее запасов.
– Спрятать все это под половицами было блестящей идеей. – Он поймал мою ладонь и легонько коснулся губами каждого пальца. В его глазах вспыхнуло темное желание. – Совершенно. Совершенно. Блестящей.
– Нет, но это стихотворение, – сказала я, стараясь не отвлекаться. Отняла у него руку и принялась барабанить пальцами, размышляя. Вспомнила женщину в черном и мотыльков, вылетевших из пыльной книги, которую принес мне Лаон. – Я уже слышала его прежде.
– Как и все остальные. Это слова Джона Донна
[95] о таинстве Евхаристии.
– Нет, я имею в виду, что слышала это раньше. В шепоте. – Я тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. В тот миг, когда мне хотелось их высказать, они начинали казаться глупыми. – То есть слышала здесь, и думаю… думаю, в замке может обитать семиотическая моль. Вероятно, она съела часть этих тайн.
– Знаешь ведь, что на самом деле книжные мотыльки тайнами не питаются.
– Но чернила так быстро не выцветают.
– Две невозможные вещи не создают новую реальность. – Волосы упали ему на глаза, и он запустил в них пальцы. – Книжных мотыльков не бывает.
– А что, если бывают? Пробелы в этих бумагах, дневник, недостающие страницы… думаю, мы должны попытаться. Сказал же Пенемуэ, что те, кто не понимает, должны спросить тех, кто не способен понять. Иногда из немых получаются лучшие учителя.
– Эти слова ничего не значат. Он просто желал тебя расстроить.
– Верно, но… я хочу попробовать.
Лаон кивнул:
– Тогда попробуем.
Глава 37. Мотыльки в библиотеке
Если бы они узнали, что нам все известно, то собственные кровати перестали бы быть для нас безопасными. Ночь кишела бы тысячами и тысячами странных фигур, которые скользили бы во тьме, испуская флюиды самой черной злобы. Все прежние места были бы для нас закрыты из-за страха перед тем, что скрывается внутри. Какие низкие изуверства замышляют глаза, выглядывающие из колодца, как сильно напрягаются бесчисленные щупальца чудовища, которое выжидает время для своей коварной мести? И на что, кроме притворного невежества, надеяться нам в противостоянии с безграничной жестокостью, которая только и ждет, чтобы позабавиться, точно дитя, с нашими все еще бьющимися сердцами?
Выдержка из выступления доктора Иммануила Кэмпбелла в Эдинбургском обществе изучения фейри
[96] Иногда казалось, что в Гефсимании полным-полно белых призрачных мотыльков, порхающих на краю зрения. Диоген гонялся за ними, набивая пасть насекомыми, а я вытряхивала их из шкафа.
Но сейчас их нигде не было видно.
Мы обыскали все комнаты для гостей, заброшенные после того как их покинули придворные Маб. Бродили из комнаты в комнату среди мебели, укрытой пыльными простынями. К полуночи уже обыскивали чердаки, распахивали сундуки и заплесневелые ящики. Перетряхивали платье за платьем, мантию за мантией, пока у меня не заслезились глаза, а легкие не заболели от пыли. Сквозь тонкие одежды, на которых в свое время всласть попировала моль, просачивался свет.
– Что вы ищите? – спросил растерянный мистер Бенджамин, протирая глаза от сна. – Это время Саламандры.
Лаон объяснил ему про мотыльков, которых мы старались отыскать.
– Почему вы не попробуете в библиотеке?
– Здесь есть библиотека? – удивилась я.
Гном медленно кивнул:
– Всегда была. Если была, конечно.
– Что это вообще значит, мистер Бенджамин? – Я несколько разочаровалась в грандиозности Гефсимании, но не думала, что могла упустить из виду целую библиотеку.
– Дверь может оказаться заперта. А ключи у Саламандры, – ответил тот. – Не слишком-то много толку в дверях, которые нельзя открыть.
Я коснулась оловянного мотылька, приколотого на груди:
– Не всем замкам нужен ключ.
– Наверное, – он лениво пожал плечами. – Библиотека дальше по серебряному коридору. Поняли?
Я покачала головой:
– Ни один из коридоров не серебряный.
– Он такой только иногда.
– Иногда?
– Когда таким его делает луна.
– Нет, это не… – Я прервалась, вспомнив залитый лунным светом таинственный коридор, по которому шла в ту первую ночь, когда обнаружила записи на енохианском. – Значит, мы просто дождемся луны?
Пока мистер Бенджамин вел нас по замку, он объяснил, что луна переменчива и ею нельзя управлять. Однако поскольку она – рыба, иногда ее можно соблазнить приманкой.
