На нас наткнулся мистер Бенджамин с садовыми ножницами в руках, и мы объяснили ему наше затруднительное положение.
– Внизу угольный подвал, – только и смог подтвердить он.
Не найдя веревки, мы сымпровизировали: связали несколько простыней, чтобы по ним спуститься.
Первым начал слезать Лаон, и его поглотила темнота. Я затаила дыхание, надеясь, что там все-таки не настолько глубоко, как кажется, и старалась доверять нашей нелепой веревке из рваных простыней. Но когда попыталась разглядеть что-нибудь внизу, то не различила ничего, кроме густой черноты. В ожидании сердце подскакивало к горлу и грохотало от страха.
– А Бенджамин может пойти с вами? – очень тихим голосом спросил гном.
– Я думала, вам не нравится Саламандра.
Веревка уже не была так натянута. Должно быть, Лаон добрался до дна. Я положила ладонь на веревку.
– Нет, я не имею в виду сейчас.
– Но я должна…
Я собиралась сказать, что мне нужно идти, но узнала его интонацию. Она была знакома мне с того утра перед охотой. Я подавила страх, который охватил меня при мысли о том, что Лаон остался совсем один среди темноты, и посмотрела на единственного обращенного Гефсимании. Затем улыбнулась настолько ободряюще, насколько могла.
– Договаривайте.
Гном торжественно кивнул:
– Страх говорит о страхе. Преподобный не боится.
– Так и есть, – я беспокойно заглянула в черную бездну, ведущую в угольный подвал.
– Вы боитесь, как и я.
– Но тогда вы столь же храбры, как и я. – Храброй я себя не ощущала, но сказать это было довольно легко.
– Я вот о чем спрашивал: когда Бледная Королева вас призовет и вы покинете Гефсиманию, уйдете в дикие дебри и унесете туда книгу… – Мистер Бенджамин помедлил, затем отвел взгляд и закончил: – Из меня не получится хорошего ловца человеков. В книге Иисус велел следовать за ним и стать одним из таких. Я добывал азот. А теперь стал смотрителем и садовником, но все это не рыбаки.
– Я не понимаю.
– Или рыбаки, – добавил он, нервно протирая очки.
– Вы проситесь пойти вместе с нами, мистер Бенджамин?
Он не ответил прямо, а вместо этого сказал:
– Сюда я пришел в поисках работы. Я не поверил, но потом увидел это. Увидел веру. И ту, что принесла ее сюда вместе со своей жертвой. Я увидел ее и понял.
– Вы имеете в виду Элизабет Рош?
– Не могу сказать…
– Она была здесь. Вы втроем пели гимны. Потом она что-то сделала. И это вдохновило вас…
Он покачал головой, сжав губы и зажмурив глаза:
– Не могу на это ответить. Но когда думал, что заслужу венец мученика, я был готов. Я… я думал, что могу иметь значение. Думал, что сумею стать похожим на нее. Доказать. Все стало таким ясным, и я мог сделать все это, не делая всего этого. А потом решил, что уже никогда не буду иметь значения…
– Будете, мистер Бенджамин, – сказала я.
– А теперь дорога всего лишь стала длиннее. Почему я должен бояться длинной дороги?
– Она трудна, но совсем иначе.
– Итак, мисс, – уже вполне решительно произнес гном, – вы возьмете с собой Бенджамина?
– Конечно.
На смуглом лице мистера Бенджамина отразилось облегчение, и он одарил меня полной зубов улыбкой. Затем радостно подбросил шляпу и пообещал быть столь же хорошим последователем, как и любой из дюжины Христовой.
После этого я подобрала юбку и спустилась вниз.
Глава 39. Хлеб на столе
В Римской Церкви это Символ веры, согласно которому в благословенной Евхаристии сущность Хлеба и Вина сводится на нет и их место занимает Плоть и Кровь Христовы. Протестанты во многом придерживаются иного мнения, и все же никто из них полностью не отрицает, что существует превращение хлеба в плоть (и, соответственно, вина в кровь) Христа; ибо они знают и подтверждают, что в Таинстве, благодаря словам и благословению Христа, состояние, употребление и назначение хлеба полностью изменяются, то есть он становится нашей мистической и священной пищей; при этом, как они утверждают и верят, истинное Тело Христа не только аллегорически и метафорически, но и на самом деле дается, на самом деле принимается достойными причастниками.
Джон Косин, епископ Даремский
[100]. Трактат двадцать седьмой: история Папского пресуществления, которому противопоставляется католическое учение о Священном Писании, Древние святые отцы и Реформатские церкви Плоть и Кровь Христа не присутствуют там телесно. Однако было бы неверно говорить: «Это всего лишь хлеб», ибо подобные слова означали бы отрицание Истинного Присутствия; и поэтому отцы отрицают, что это по-прежнему «всего лишь хлеб». Но верно сказать: «Это Тело Христово». Ибо такие слова не отрицают хлеб как мирскую субстанцию, но говорят о нем, как о божественном.
Эдвард Бувери Пьюзи, член Оксфордского движения. Истинное Присутствие плоти и крови Господа нашего Иисуса Христа, учение Англиканской церкви
Спуск казался бесконечным.
Кожа на руках сделалась влажной от напряжения. Я цеплялась за узлы на веревке. Дыхание сбивалось, я боялась, что из-за пота на ладонях моя хватка ослабнет.
Окошко света удалялось, и меня медленно поглощала темнота. Я вспомнила, как легко карабкалась в детстве по деревьям.
Но тогда мне не приходилось забираться в неизвестное.
– Кэти! – раздался где-то далеко внизу голос Лаона.
Я слишком запыхалась, чтобы ответить.
Хотя я подернула юбку, она все равно спуталась, но мне ничего не оставалось, кроме как продолжать спуск. Я никак не могла поправить одежду.
Наконец ноги коснулись угля, и я снова услышала, как меня позвал Лаон. Он забирался ко мне, я уловила шуршание его шагов. Его рука в темноте обхватила мою, и я вдохнула пьянящий аромат физических усилий.
Лаон усадил меня на землю, и я прислонилась к его спине.
– Отдышись, – сказал он. – Там есть дверь, но она за горой угля. Никак не доберусь до щеколды.
Глаза медленно привыкли к темноте, и я разглядела обведенный светом прямоугольник двери. Высокая куча угля, наваленного перед ней, не позволяла ей открыться.
Когда ко мне наконец вернулось дыхание, я рассказала Лаону о решении мистера Бенджамина.
– Мы еще не знаем, поедем ли куда-нибудь, – мрачно произнес тот.
– Знаю, ты думаешь, что она все еще может нам отказать.
– Может.
