Я увидела Маб, восседающую на медном троне. Она казалась юной на древней земле. Вокруг нее вращались шестеренки огромных часов, каждый скрипучий щелчок эхом отзывался в бескрайнем пространстве.
– Довольно величественно, не правда ли? – произнесла она. – Впечатляет куда сильнее, чем колесницы.
Я знала, что нахожусь в Пивоте. Именно здесь располагался часовой механизм Аркадии. Отсюда тянулось маятниковое солнце. Мгновение я терялась в догадках: шестеренки всего лишь измеряют время или на самом деле размечают и создают его, как создается все остальное в противоестественном аду?
Бледная Королева на миг погрузилась в раздумья, любуясь окружающим ее механизмом. Длинные пальцы с золотыми когтями постукивали по алым губам.
Рядом со мной был брат. Стараясь не встречаться со мной взглядом, он опустился на колени.
– Тебе тоже следовало бы встать на колени, Кэтрин Хелстон, – сказала Бледная Королева, вновь обратив на нас внимание. – Твой брат научился. Вы находитесь в моих владениях.
– Правда?
Она лишь улыбнулась и задумчиво поскребла когтями горло. Затем наклонилась вперед и выжидающе посмотрела на меня.
Я опустилась на колени.
– Брат и сестра, бок о бок, – произнесла Бледная Королева, любуясь нами, словно портретом. Ее глаза глядели на нас оценивающе и с нескрываемым удовольствием. – Ближе, чем когда-либо. Хорошо, что вы наконец оставили дверь открытой для меня.
– О-открытой? – запинаясь, переспросила я.
– Да, одна дверь ведет в замок, а другая – ко мне. Как же еще я могу проникать в твои сны?
Я вспомнила до странного яркие сновидения о своем брате в объятиях Бледной Королевы и о том, как мы мчимся с ним через Аркадию.
– Так это были вы?
– Ты почему-то очень старалась держать ту дверь запертой. Что на самом деле совсем не весело, – она тяжело вздохнула. – И все-таки по правилам учтивости следовало бы поблагодарить меня за вновь обретенную близость. Или вам не понравились мои уловки?
– Ваши уловки? – сказал Лаон. – Вы имеете в виду…
– Свой великий план, – она взмахнула в сторону часового механизма, обрамлявшего ее трон. – Грехи, которые я привела в движение, дар, который я вам преподнесла. Не вызови я вас в Аркадию, увидели бы вы подобные чудеса? Не посели я вас в своем собственном доме, переделанном для вашего удовольствия, осознали бы вы свою любовь?
– Так все это вы… – пробормотал Лаон. В нем почти не осталось неповиновения, лишь мрачное отчаяние.
– Я оплатила твою поездку, Кэти, и договорилась о встрече с мисс Давенпорт. Я солгала ей и позволила сделать поспешные выводы. В конце концов, нет лучшей приманки для ловли птицы, чем другая птица. И не запрети я читать дневники Роша, прочла бы ты их? Я сделала их запретным плодом, и от этого они стали только заманчивей. Я разожгла в тебе еще большее любопытство.
– Но зачем? – кулаки Лаона сжались, и в нем промелькнула страсть, которую я так любила.
Хотелось его утешить, но я вспомнила правду и ощутила горечь:
– Вам доставляет удовольствие нас мучить?
– Неужели это действительно было мучением? – Бледная Королева запрокинула голову и разразилась долгим звонким смехом. – Разве вы не должны меня поблагодарить? Тебя никогда не станут презирать и не заменят его ребром. – Она выдавила слово «ребро» почти презрительно. – Я дала вам новый Эдем, новый сад. Ваша любовь может стать совершенной.
Я прикусила язык и кивнула, не желая гневить злорадствующую королеву.
– Ты уже давно подал прошение. – Она широко и снисходительно улыбнулась. – Все еще хочешь попасть в самое сердце Эльфана, Лаон Хелстон?
Он колебался. Затем посмотрел на меня, и в его глазах появилось чувство вины.
– Я все еще хочу этого.
– Очень хорошо.
Бледная Королева повернулась ко мне и со слишком широкой улыбкой – так улыбаются, когда единолично владеют какой-нибудь тайной, – произнесла:
– Я дарую тебе свою защиту в пределах Аркадии. Ничему из того, что может видеть свет маятникового солнца, ничему из того, что оно может озарить, не дано повредить тебе и твоим близким, Кэтрин Хелстон. Клянусь несущим свет и связываю это с твоей кровью.
Глава 43. Дорога в ад
Я вошел в сад мой, сестра моя, невеста моя; я собрал мою мирру с пряностями моими, поел моего меда из сотов, напился вина моего с молоком моим. Ешьте, друзья, и пейте! Пейте и насыщайтесь, возлюбленные!
Я спала, но сердце мое бодрствовало. Послушайте! Возлюбленный мой стучится: «Открой мне, сестра моя, милая моя, голубка моя, чистая моя. Голова моя промокла от росы, волосы мои – от ночной влаги».
Я уже сняла одежду свою, как же мне снова одеться? Я вымыла ноги свои, как же мне снова их пачкать?
Песнь Песней 5:1–3
Когда я проснулась, стояли туманные сумерки. Лаона рядом не было, и я, почти сразу почувствовав, что хочу его, отправилась на поиски.
С фонарем в руке я брела по замку, цепенея от новых знаний. Я человек. Я влюблена в своего брата. Я в аду.
И одной из этих мыслей хватило бы, чтобы меня сломать, но я все еще держалась.
Каменные арки и сводчатые потолки Гефсимании выглядели привычно. Рош не мог об этом знать, но имя, которое он дал этому месту, оказалось пророческим. Хотя, возможно, он действительно думал о себе как о Христе, который обращался в саду к своему отцу и умолял пронести мимо горькую чашу. Последнее прибежище перед концом.
В несовершенном притворстве замка было больше милосердия, чем насмешки. Саламандра назвала его любовным посланием человечеству. Портретом, написанным кем-то слишком одурманенным, чтобы понять, что же он видит.
Брат нашелся в собственной запущенной комнате, которая пустовала слишком долго. Его пес несчастным черным ворохом лежал среди белых простыней постели. Когда я вошла, Лаон не обернулся, чтобы меня поприветствовать, а продолжил механически собирать вещи. Без малейшего следа томительных чувств он складывал рубашки, которые я ему сшила.
– Итак, – сказала я, – ты уезжаешь?
Он молчал.
Некоторое время я наблюдала, как он с дрожащим стоицизмом сворачивает одежду и упаковывает ее в сундук.
– А как же призыв? – произнесла я. – Призыв Маб, или Бледной Королевы, или Лилит, или как там ее зовут.
Лаон дернулся.
Колеблясь, я сглотнула. Прекрасно зная, что хочу сказать, я слишком хорошо понимала и то, что мы вовсе не те неутомимые первопроходцы, которых избрало бы миссионерское общество. Нам не хватает чистоты стремлений, силы духа, крепости веры. Наши умы могут затуманиться, а надежды – пошатнуться.
И все же мне хотелось поехать.
