Он шумно выдохнул, продолжая глядеть на Уильяма со смесью тревоги и восхищения.
Дель Касаль просмотрел текущие данные, изменил положение некоторых датчиков на Гейтсе-15, а затем снова проверил графики. И наконец закрыл пластиковую занавесь, отделяя Куклу от человека. Мягко положил руку на плечо Гейтсу-15.
– Идите в свою комнату, – тихо сказал он. – Запишите все, что вы почувствовали. А потом поспите.
Когда Кукла ушел, Белизариус и дель Касаль пожали друг другу руки и похлопали друг друга по плечам.
– Я сорок часов не спал, – сказал генетик. – Так что тоже спать пойду.
Когда дель Касаль ушел, Белизариус открыл пластиковую занавесь и подошел к кровати Уильяма. Пододвинул стул и сел. Уильям снял с себя датчики и прогнал маленьких автоматов, не глядя в глаза Белизариусу.
– Как себя чувствуешь? – спросил Белизариус.
– Все Куклы так себя вести будут?
– Если повезет.
– Если мне повезет.
– Если тебе повезет, – согласился Белизакриус. – Однако я не об этом.
– Знаю.
– Пить хочешь?
– Выпить, ага, но дель Касаль сказал, что нельзя.
Белизариус оглядел свои руки. В горле застрял ком.
– Ты сможешь это сделать, когда потребуется? Сможешь раскусить ампулу с ядом?
– Я не собираюсь проводить свои последние дни с Куклами, ни на минуту больше необходимого, – ответил Уильям. – Когда вокруг меня будет толпа этих мелких придурков, я уж точно пилюлю раскушу.
Белизариус достал из кармана небольшую коробочку. Внутри нее был кусок углеродистой стали в пластиковом мешочке и один из крохотных автоматов Святого Матфея.
– Это имплант, в котором запас лекарств для купирования вируса Тренхольма на восемь недель, – сказал он. – Куклы могут у тебя все забрать, в том числе и лекарства. Это гарантирует, что ты будешь в состоянии что-то делать, находясь в Свободном Городе.
– Ты хочешь, чтобы дель Касаль это мне имплантировал?
Белизариус покачал головой и на мгновение расширил свое магнитное поле. Доктор ушел достаточно далеко, работающих подслушивающих устройств в комнате не было.
– Это сделает робот Святого Матфея, – сказал Белизариус, показывая на крохотного автомата. – Там не только лекарства. Если по какой-то причине ты не сможешь воспользоваться ампулой с ядом, в этой штуке не только лекарства, но и быстродействующий яд.
Уильям побледнел.
– Думаешь, я не смогу покончить с собой, будучи окружен Куклами?
– Это страховка.
– На случай, если я не справлюсь?
– Ты меня понял.
Уильям нахмурился, не желая покупаться на слова Белизариуса, но протянул руку к маленькому мешочку.
– И как я его активирую? – холодно спросил он.
– Ты – никак. Как только работа будет закончена, я могу его активировать откуда угодно. Там пара связанных частиц. Одна даст мне сигнал, если ты умрешь. Вторая может запустить механизм с ядом. Я сделаю это лишь в том случае, если буду знать, что ты жив, а работа выполнена.
– Это страховка для меня или для тебя? – спросил Уильям.
Белизариус выдержал напряженный взгляд Уильяма.
– Я не хочу, чтобы ты оставался среди них дольше, чем нам необходимо. Если ты уверен, что ничто в Свободном Городе Кукол не испугает тебя настолько, чтобы сдать нашу игру, то тогда страховка нам не нужна.
– Давай ставь уже, – сказал Уильям.
Белизариус очень долго не мог решиться что-либо сказать или сделать, они оба уперлись взглядами в плетение ткани больничного одеяла.
– У нас самый настоящий мексиканский лохотрон, – наигранно сказал Белизариус.
Уильям сжал губы, и у Белизариуса сжались внутренности. Он скучал по старине Уильяму, человеку, который стал его наставником в мошеннических схемах, который помог ему познать человеческую природу. Выбор наставника определил его круг знакомств, до определенной степени, а теперь сделал его чужим, куда бы он ни попал.
Десять лет назад в продажном мире, где каждый стремился быстро разбогатеть, не было места для заученного парнишки с ужасающе философскими взглядами на жизнь. Уильям стал его проводником в быстро меняющемся, прагматичном и жестком мире, не озабоченном вопросами политики, духовности и философии. А вот теперь Белизариус привносил ремесло, преподанное ему стариком, в мир политики и идеалов.
– Спасибо тебе за все, что сделал для меня, когда я был глупым мальчишкой, – тихо сказал Белизариус.
– Ты и до сих пор глупый.
– Возможно.
– У тебя хороший план, Бел. Полубезумный, но это лучше, чем любое, что смог бы придумать я, даже в лучшие годы.
– Спасибо тебе.
– На самом деле я тебе не был нужен. А ты не должен был становиться аферистом. Ты был создан для большего.
Белизариус покачал головой:
– Я был создан неправильным, Уилл. Если бы я не занялся аферами, я бы давно был мертв. Ты меня спас.
Уильям долго глядел на него оценивающе, пытаясь распознать обман. И кивнул, вроде как удовлетворенно. Белизариус открыл мешочек и выпустил крохотного робота, чтобы тот провел анестезию и операцию.
27
Два старых грузовых корабля, арендованные Белизариусом, носили названия «Тунха» и «Бояка». Они странно поскрипывали, даже просто вращаясь по орбите, но все еще были способны создавать искусственные «червоточины». «Тунху» пилотировала Мари, а Стиллс, ворча, что ему стыдно работать таксистом, вел «Бояку», на борту которой были Белизариус и Кассандра.
Они в течение шести часов шли прочь от Птолемея, от оживленного движения на орбите, а затем остановились. Мари включила старые магнитные катушки «Тунхи», создавая прямо перед носом грузового корабля короткую «червоточину». Не стала в нее входить, лишь удерживала открытой.
Кассандра погрузилась в фугу и из этого состояния начала давать команды по настройке катушек на «Бояке», точно так же, как делал несколько месяцев назад Белизариус на «Джонглее», в трехстах двадцати световых годах отсюда. На Кассандре было мобильное снаряжение для пребывания в фуге, контролирующее сердцебиение с давлением и сдерживающее рост температуры тела. Белизариус следил за ней, готовый вмешаться, если дело зайдет слишком далеко. Сам он не стал этого делать. Не стал входить в фугу.
Белизариус и безличный квантовый вычислитель в мозгу Кассандры управляли всем с помощью голографических дисплеев, на которых были карты, графики, диаграммы и шкалы. Над ними было создано рабочее пространство, в котором они составляли уравнения, рассчитывали изменения параметров и вносили технические предложения. У Белизариуса не было ни нужды, ни желания входить в savant. Чуждая природа Homo pupa и Homo eridanus все более напоминали ему зеркало, в котором он видел свое отражение, вот только зеркало будто было разбито.
