– Не трать на это слишком много времени; я, честно говоря, сомневаюсь, что ему эта информация будет на пользу, даже если вдруг где-то что-то и обнаружится.
– Наверное, нет. – Рикхард, похоже, был не совсем согласен, но и не возражал. – Однако можно понять, почему он так помешан на этом. Это его последняя надежда хоть до чего-то докопаться. Мы теперь знаем, что вся официальная информация о его происхождении была полностью уничтожена. Так что обычным путем он точно ничего не найдет.
– Тем более не стоит все это расковыривать. Я не верю, чтобы такую информацию уничтожили лишь для того, чтобы услужить его приемной матери – не такой уж большой шишкой она была. Видимо, в его происхождении есть такие нюансы, которые лучше никому не знать.
– Может, у него тоже этот исландский инсультный ген?
– Возможно, хотя, насколько я понимаю, они с Карлом неродные. Поэтому вряд ли Артнар тоже является потомком человека с таким же заболеванием. Это было бы слишком невероятно. Тут, я думаю, что-то другое. Может, какая-то другая болезнь, а может, просто история родителей…
– А тебе не хотелось бы знать ее? Мне бы, например, хотелось. – Рикхард принялся разглаживать на груди рубашку. – Какой бы печальной она ни была.
– К счастью, мне не нужно об этом задумываться.
Кажется, Хюльдар догадывался, что крылось за этим замечанием. Рикхард, видимо, надеялся получить добро на продолжение поиска информации для этого Артнара. Он был явно по вкусу Рикхарду – высокообразованный и поразительно спокойный, особенно учитывая ситуацию: никаких слез, никаких эмоций. При других обстоятельствах они наверняка могли бы стать хорошими друзьями. Впрочем, не факт, что подобные типы вообще способны на крепкую дружбу.
Если б Рикхард и Артнар отправились вместе по барам, женскому полу было бы трудно выбрать между ними, гораздо труднее, чем если б рядом с одним из них был Хюльдар. Это уж точно.
– Что до меня, то можешь продолжать искать эту информацию, сколько влезет. Закончи сначала с данными в компьютере, потом просмотри найденные в доме бумаги. Их там немного, Карл повыбрасывал почти всё, так что много времени на это не уйдет. Я сам по-быстрому пролистал их, но ничего особого не увидел.
– Хорошо.
Как и предполагал Хюльдар, Рикхард, казалось, остался доволен таким оборотом дел. Перед тем как покинуть кабинет, он бросил взгляд на стоявшую у стены картину.
– Ты не собираешься ее повесить?
– Собираюсь; видимо, уже можно.
Рикхард, явно не поняв ответ, ушел, задумчиво морща лоб.
Хюльдар встал, решив наконец разыскать молоток и гвоздь. Расследование уже вращалось вокруг второстепенных деталей, было невозможно провалить его на этом этапе, и поэтому вряд ли Хюльдара в ближайшее время выпрут из этого кабинета.
* * *
Однако, когда дошло до дела, он остановился в последний момент, не решаясь вдолбить в стену этот несчастный гвоздь. Чего-то не хватало для полной уверенности, и Хюльдар решил на всякий пожарный сначала разобраться с оставшимися делами. Мысль о возможном унижении, если ему придется снимать уже повешенную картину и тащить ее на виду у всех к своему старому рабочему столу, была невыносима. Расследование, по всей видимости, будет официально закрыто сегодня, и картина могла вполне дожить до этого момента, стоя на полу. Не то чтобы к нему в кабинет многие заходили – часть команды уже была задействована на других делах, а Эртла избегала его, видимо, стыдясь за свое предательство. Вообще-то он собирался найти ее и заверить, что он не в обиде и вполне ее понимает. Ну или как-то так. Но это тоже могло подождать, как и картина. Гвоздь в стене и примирение с Эртлой ознаменуют конец его первого большого дела.
Не откладывая далеко молоток, Хюльдар склонился над заметками адвоката и принялся перечитывать их по второму кругу. Позже они будут заархивированы: отсканированы и сохранены в цифровом виде как часть материалов дела, и, вероятно, больше никто никогда в них не заглянет – в этом не будет необходимости.
У следствия была запись допроса Карла, Хюльдар знал ее наизусть и не нашел в заметках ничего для себя нового. Интерес могло представлять лишь то, что адвокат записал в самом конце, когда, оставшись наедине со своим клиентом, пытался собрать воедино все, что могло бы улучшить его положение. Как раз там Хюльдар наткнулся на размашисто записанное слово, которое невозможно было разобрать. Оно начиналось на Н или К, вместо второй буквы стояла закорюка, смахивавшая и на Д, и на Р, и на З, а после нее – просто длинная волнистая линия. Слово было помечено несколькими вопросительными знаками.
Вместо того чтобы отпихнуть эту неразборчивую галиматью от себя, Хюльдар решил позвонить адвокату. По крайней мере, если вдруг начнется внутреннее расследование, он сможет с чистой совестью сказать, что тщательно изучил каждую деталь дела.
Адвокат сразу скис, когда понял, кто ему звонит. Он, видимо, взял трубку, ожидая услышать, что какой-нибудь арестованный нуждается в адвокате. Впрочем, он грозился вычеркнуть себя из списка защитников после происшествия с Карлом – в последние дни его имя склонялось на все лады в поднятой СМИ шумихе, после того как его подзащитный едва не отдал богу душу, находясь в руках полиции. Некоторые даже высказывали предположения, что к этому мог приложить руку сам адвокат. Один заголовок гласил: «Закат звезды адвоката». Статья, правда, вышла в конце ажиотажа, когда газетчики по большей части уже сменили фокус, и поэтому не возымела большого обличительного успеха, зато, возможно, потешила тщеславие адвоката, в кои-то веки приписанного к звездной категории.
– Кража. Там скорее всего стоит: кража.
Сканировать и отсылать скан страницы не было надобности – адвокат заверил Хюльдара, что каждое слово, прозвучавшее в тот день в комнате для допросов, врезалось в его память навечно. К сожалению…
– Что за кража?
– Карл сказал, что незадолго до смерти его матери к ним домой залезли воры. Он предполагал, что тогда и мог быть украден паяльник. Не могу сказать, что мне показалось это вероятным, но я подумал, что проверить стоит.
– Понятно…
Хюльдар отложил молоток и гвоздь подальше в сторону. Почему это не выплыло после ареста Карла? Всю свою жизнь он был прописан по одному и тому же адресу, и поэтому инцидент должен был сразу высветиться в базе данных полиции. Возможно, никто не удосужился провести поиск по его адресу? Люди думали о других вещах. Вина Карла не вызывала сомнений, и команда была вовсю занята поиском мотивов убийств и связей арестованного с покупкой шлема и клейкой ленты, хотя и безрезультатно. На проверку обстоятельств возможной невиновности Карла никто не потратил ни минуты, поскольку многое указывало на обратное. Слишком многое. Так почему, черт возьми, он задался этим вопросом сейчас? Ну и что, если в доме Карла произошла кража? Как это могло быть связано с убийствами? Ответ был прост: никак! Это просто какой-то мандраж в связи с завершением дела; он слишком долго жил им, чтобы его вот так запросто отпустило…
