Пока Маргрет рассказывала о том, как она чувствовала себя в школе, мысли Хюльдара переключились на открытия, сделанные им за последние два часа. Единственное, чего не хватало для полной картины, – услышать, что скажет на этот счет Маргрет. Все остальное идеально вписывалось в его новую теорию, и ни одно из доказательств, до сего момента указывавших на виновность Карла, не выдерживало критики.
После телефонного разговора с Управлением связи и коммуникаций стало ясно, что коротковолновые передачи, о которых говорил Карл, действительно имели место. Сотрудник, говоривший с Хюльдаром, горел желанием помочь докопаться до дна в данном деле, поскольку и сам пытался выяснить природу этих трансляций из-за полученной управлением жалобы. Диапазон частот, в котором работала станция, был слишком близок к выделенному навигационной службе аэропорта Рейкьявика, что приводило к помехам при радиосвязи с воздушными судами. Однако засечь станцию не удалось, так как трансляции были чрезвычайно короткими и нерегулярными. У того, кто занимался этим, хватало ума не просто выходить из эфира, но и отключать между передачами несущий сигнал.
Кроме того, жалоба пришла к ним с опозданием, и дело заглохло само по себе, когда трансляции прекратились. Тем не менее собеседнику Хюльдара было очень любопытно узнать, откуда шли трансляции, поскольку исландская номерная станция была явлением крайне редким, даже беспрецедентным. Возможно, Карл и его друг Бёркур были единственными, знавшими о существовании такой станции.
У Хюльдара зазвонил телефон, прервав дерганье ноги. Следователь ответил Рикхарду, отойдя от стола в сторонку.
– Я не могу сейчас говорить. Я в Доме ребенка; кое-что выплыло. Можно я перезвоню тебе позже?
Слова звучали коротко и обрубленно; не помогало и то, что Хюльдар был вынужден шептать в трубку. Он не рискнул покинуть комнату заседаний – не хотел пропустить момент, когда Фрейя наконец спросит Маргрет об убийстве.
– Да, конечно. Какое-то новое дело? – Рикхард казался взволнованным.
Никаких новых дел не предвиделось – во всяком случае, в обозримом будущем.
– Нет. Я объясню все потом. – Хюльдар услышал, как Фрейя спросила Маргрет, согласна ли та поговорить о случившемся с ее матерью. – Слушай, мне надо идти, поговорим позже.
– Может, мне тоже подъехать? Кто там с тобой?
– Эртлы здесь нет, если ты об этом, – скороговоркой произнес Хюльдар; от этого его голос прозвучал мягче. – Здесь уже все заканчивается, я скоро буду в отделении. Подожди меня там, если сможешь.
И он дал отбой.
Маргрет ответила на вопрос Фрейи утвердительно. Хюльдар не стал снова садиться – просто встал у стола. Сигвалди, сделав вид, что не замечает его, отодвинулся поближе к смотровому стеклу.
– Я точно знаю, что это был не тот человек. Не тот, который в больнице. – Маргрет теребила на своем запястье браслетик на резинке. – А бывает больничная тюрьма?
– В Исландии – нет. В некоторых странах есть очень большие тюрьмы, в которых могут быть больничные отделения. Но я не думаю, что где-то есть больничные тюрьмы.
– Тогда хорошо, что он не плохой человек. Папа говорит, что он теперь всегда будет в больнице, всю жизнь. Тогда он никогда не попадет в тюрьму. Я хочу, чтобы в тюрьме сидел тот, кто сделал моей маме больно.
– Конечно. Мы все этого хотим.
– Плохой человек не хочет.
– Нет, плохой не хочет. – Фрейя поправила волосы. Она была с такой же прической, как и на последнем интервью; легкие светлые локоны свободно спадали ей на плечи. – Скажи мне, пожалуйста: поскольку ты так уверена, что это был не тот человек, который в больнице, кто тогда, по-твоему, сделал больно твоей маме?
– Человек в ботинках.
– Человек в ботинках?
Фрейя легонько постучала по спрятанному у нее на груди микрофону – видимо, чтобы привлечь внимание Хюльдара. Может, она боялась, что он заснул?
– А можешь описать его чуть-чуть подробней? Много людей ходит в ботинках.
– Он был у тебя дома и сказал, что был у тебя во дворе. Но он был и у меня дома. Я видела его из-под кровати. Я видела его ботинки. Я помню их.
– Маргрет, а ты помнишь, кто вытащил тебя из-под кровати? В тот день утром? Это был он?
– Да… – Девочка выглядела уже не такой уверенной, как раньше.
– Тогда прошло уже много времени после того, как тот человек, который сделал больно твоей маме, ушел.
– Да. – Маргрет, казалось, потеряла интерес к разговору; сняв с запястья браслет, она принялась крутить его и растягивать. – Но это тоже был он, тот, кто сделал больно моей маме. Он был в тех же ботинках. Я точно знаю, я видела их. – Она замолчала, но через минуту упрямо повторила: – Я видела их.
Хюльдар наклонился к микрофону:
– Можешь спросить, что именно мужчина сказал о ее отце? Это очень важно.
Хюльдар сделал вид, что не заметил, с каким ужасом уставился на него Сигвалди.
– Маргрет, а ты помнишь, что мужчина сказал о твоем папе, когда говорил, что это он во всем виноват?
Поначалу казалось, будто Маргрет вообще не хотела отвечать. Но затем, распрямив спину, она подалась поближе к Фрейе и зашептала. Ее губы находились как раз на уровне микрофона, и поэтому Хюльдар слышал каждое слово даже лучше, чем раньше.
– А ты никому не скажешь?
– Я не могу тебе этого обещать, Маргрет.
У Хюльдара вырвался мученический вздох – почти стон: ну почему она не могла просто соврать?
– Я не хочу, чтобы кто-то об этом знал.
– Иногда людям нужно знать о таких вещах, даже если это что-то плохое или неприятное. Иногда на деле это может оказаться не таким плохим, как мы думаем.
– Это очень плохое. Мой папа сделал что-то очень плохое. Но, я думаю, он сделал это нечаянно.
– Я тоже так думаю. И потом, может, всё не так, как сказал тот человек. Может, он просто всё выдумал. А если ты никому этого не скажешь, то никогда не узнаешь, правда это или нет.
После короткого раздумья Маргрет снова наконилась к Фрейе и зашептала – к счастью, достаточно громко, чтобы чувствительный микрофон донес каждое ее слово:
– Плохой человек сказал, что мой папа убил его ребенка и что из-за этого он хотел сделать больно моей маме, высосать из нее жизнь, как папа высосал его ребенка.
На лице Маргрет одновременно отразились печаль и отвращение.
– Это какая-то ошибка! Вам не кажется? – Из Сигвалди вырвался странный фыркающий звук, который никак не хотел обрываться.
Упершись в крышку стола сжатыми кулаками, Хюльдар подался вперед, закрыл глаза и сжал до скрежета зубы – все сходилось! Он распрямился так стремительно, что у него на секунду потемнело в глазах. Дрожащими руками выловив из кармана никотиновую жвачку, для верности затолкал в рот сразу две пластинки.
