Маргрет принялась медленно покачивать ногами. Ее движения не были легкими и непринужденными; скорее выглядело так, будто она была заводной игрушкой, но у нее кончался завод. Наконец девочка сделала глубокий вдох и, подняв голову и легонько покусав нижнюю губу, снова заговорила. Ноги снова неподвижно застыли над полом.
– Мама плакала, потом спросила, хочет ли он сделать больно и нам тоже. Я закрыла уши, но слышала это. Потом открыла уши – я хотела услышать, если он скажет «да». Но он сказал, что не будет сейчас это делать, что есть другая женщина, которой он должен преподать наглядный урок. – Девочка, казалось, очень тщательно подбирала слова, стараясь как можно точнее передать услышанное; потом, подняв взгляд на Силью, спросила: – Почему «преподать урок»?
– «Преподать урок» – значит что-то объяснить… – Силья запнулась и, чтобы скрыть замешательство, сменила позу. – Не думай об этом, иногда взрослых трудно понять… – Она искоса бросила быстрый взгляд на стекло в надежде на помощь.
– Спросите ее: может, он сказал, что это за женщина и как ее зовут.
Хюльдар выпалил это слишком громко, Силья чуть заметно поморщилась и легонько дотронулась до уха, напоминая им об осторожности. Затем снова сосредоточилась на Маргрет.
– Этот мужчина, он сказал, что это за женщина или что-то еще о ней?
Маргрет потрясла головой:
– Нет, он просто сказал, что сделает с ней то же, что и с мамой. – На мгновение замолкла, потом, набрав в легкие воздух, продолжила: – Я видела маму, он заклеил ей глаза.
Силья осторожно откашлялась. Она была к этому подготовлена – ей показали фотографию тела Элизы на месте преступления, которую Хюльдар принес с собой. Они сочли это необходимым, на случай если Маргрет заговорит о чем-то, указывающем на этот кошмар. Фрейя тоже видела эту фотографию; ей потребовалось некоторое время, чтобы разобрать, что там запечатлено. Когда же ее мозг, просеяв изображение, расставил все по своим местам, она непроизвольно отвела от фотографии глаза.
– Ты вылезла из-под кровати?
– Нет, мама заглянула под кровать. Но она ничего не видела. Только погладила меня и сказала: «Тс-с-с…» А потом этот плохой человек дернул ее назад.
– Это было очень разумно с маминой стороны – она не хотела, чтобы этот человек знал, что ты была под кроватью. Вот видишь, мама вовсе не хотела, чтобы ты оттуда вылезала. Она хотела, чтобы ты сделала то, что ты и сделала. И после этого ты так и лежала там?
Хюльдар быстро наклонился к микрофону:
– Не теряйте нить разговора, спросите, может, она слышала еще что-то?.. Все идет хорошо.
– Маргрет, а после того, как этот человек дернул маму назад, он сказал еще что-нибудь?
– Да, историю. Он хотел рассказать ей историю, но я зажала уши. Я не хотела слушать его историю; она, наверное, была плохая. Потом он ничего не говорил, и мама тоже.
Какое-то время никто не мог произнести ни слова. Первой пришла в себя Силья – ей нужно было продолжать как ни в чем не бывало.
– Но скажи мне другое, Маргрет: как насчет твоих глаз? Они у тебя были закрыты? Я знаю, что ты видела маму, когда она сказала тебе лежать тихо. Значит, ты открывала их – ну, хотя бы иногда?
Силья старалась подбирать слова осторожно, произнося каждое, будто оно было из тончайшего хрусталя. Но Маргрет молчала.
– Спроси ее снова.
Хюльдар, подавшись вперед, схватился за микрофон. Силья дернулась от треска в наушнике. Хюльдар говорил слишком громко; но, что еще хуже, он решил повторить свои слова еще раз, и теперь еще громче:
– Спроси ее об этом снова!
Фрейе ничего не оставалось, как упереться ему в грудь ладонью, пытаясь оттолкнуть его от микрофона и стараясь не думать о том, что происходило между ними, когда она в последний раз касалась этой груди.
– Дай Силье самой решить, как лучше к этому подойти; она прекрасно понимает, как это важно.
Хюльдар молча отпустил микрофон, и все снова повернулись к смотровому стеклу.
– Ты закрыла глаза, Маргрет? Если ты их закрыла, то это нормально. А если нет, то было бы хорошо узнать, что ты видела…
– Я не хочу об этом говорить! – В голосе девочки зазвучали сердитые нотки. – Не хочу!
– Хорошо. Может, нам поговорить о чем-нибудь совсем другом?
Впервые за все время Маргрет подняла голову и с надеждой посмотрела на Силью:
– Правда? Ты не обманываешь?
– Нет, не обманываю. Мне хочется спросить тебя о картинке, которую ты нарисовала.
Силья улыбнулась девочке и потянулась за рисунком, лежавшим на маленьком столике рядом с диваном. На столике также сидел плюшевый медведь – вытянув лапы и склонив голову, что придавало ему насмешливый вид, будто он не верил ничему, происходившему в комнате, как и Хюльдар.
– Ты очень хорошо рисуешь. – Силья протянула Маргрет рисунок. – Можешь рассказать мне, что здесь нарисовано?
Маргрет убрала с лица волосы и склонилась над рисунком.
– Здесь все понятно, ты и сама можешь увидеть. Ты же сказала, что я хорошо рисую.
Она вернула рисунок Силье, но та продолжала как ни в чем не бывало:
– Я вижу дом. Это твой дом?
Маргрет кивнула.
– А это ваша машина, да?
Девочка снова кивнула.
– А это? Это елка во дворе или рождественская елка, которую вы купили, чтобы поставить в вашей гостиной?
Теперь Силья задавала вопросы, требующие более длинных ответов.
– Это елка во дворе.
– Она очень большая… Я вижу теперь, что она не влезла бы в гостиную.
Силья спрашивала то об одном, то о другом, стараясь строить вопросы так, чтобы Маргрет отвечала целыми предложениями. Нельзя было не заметить, что ответы девочки становились все длиннее. Она, казалось, совсем успокоилась и отвечала теперь на вопросы более детально. И прокурор, и Хюльдар сидели оба как на иголках. Когда Силья начала спрашивать Маргрет о занавесках на нарисованных окнах, Хюльдар, посмотрев на Фрейю, многозначительно указал ей на часы. Та лишь молча отвела глаза, стараясь больше не встречаться с ним взглядом. Все успокоились, когда Силья снова добралась до волнующей темы.
– А это кто?
– Человек.
– Что за человек?
– Просто человек.
– Ты его знаешь? Может, это твой папа?
Девочка в знак отрицания помотала головой.
– Ваш сосед?
– Я не знаю, кто это.
– А почему тогда ты его нарисовала?
– Потому что я его видела.
– Ты его увидела, когда рисовала это?
– Нет.
– Понимаю.
