– Видите ли, только вы живете одна; у всех других – дети, а у вас – нет. Мы хотели бы, чтобы тот, кто будет с Маргрет, уделял внимание только ей, не отвлекаясь на других. Для матерей гораздо сложнее оставить свою семью и жить где-то в другом месте.
То есть она была единственной подходящей кандидатурой, потому что у нее не было никакой личной жизни? Отлично! У Фрейи пропал аппетит к содержимому лежавшего на соседнем сиденье пакета.
– К тому же главный следователь специально попросил, чтобы девочка по возможности оставалась с вами.
– Хюльдар?
– Да. Не знаю почему, но он, кажется, доверяет в этом только вам.
Фрейя поморщилась. По сути, он ее знать не знает, если не считать их единственную ночь вместе. Едва ли он оценивал людей профессионально, основываясь на своем личном сексуальном опыте с ними. Если их случайная связь была проверкой, то по результатам теста она, вероятно, выходила безбашенной, невоздержанной и сексуально озабоченной. Фрейя, покраснев, порадовалась тому, что видеозвонки пока не вошли в моду.
– Мне очень жаль, но тут должен быть какой-то другой выход.
– Другого выхода нет. – Голос Йоунаса звучал категорично.
И хотя Фрейя продолжала упираться, глубоко внутри она знала, чем все кончится – девочка, скорее всего, окажется у нее на руках еще до наступления вечера. Хорошо, если ее где-то предварительно накормят – того, что было в пакете, на двоих не хватит.
Глава 17
Карл особо не терзался, прогуливая лекции в универе. Посещаемость никто не контролировал – она оставалась полностью на его совести. Теперь, когда ушла из жизни мать, унеся с собой свое беспокойство, всем стало наплевать на его образование – даже ему самому. Чаще всего. Понимание этого вызывало депресняк, но он тем не менее часто пользовался таким положением дел – задвигал и отлынивал по-крупному, выдумывая себе всевозможные причины и извинения. Если его успеваемость всем до лампочки, то какая разница, сколько лекций он посетил?
Хотя на деле все было не так уж просто. Условия студенческого кредита диктовали свое, и расслабляться было никак нельзя, иначе недолго было и вовсе перестать ходить на занятия и сдавать домашки. Химия больше не увлекала, то есть совершенно, – но менять что-то было поздно. Если хочет пользоваться кредитом, он должен сдать экзамены, а чтобы сдать экзамены, – должен заниматься.
Однако сегодня Карл решил сделать себе поблажку – он это заслужил. В последнее время на него свалилось немало всего, и только сейчас он наконец-то собрался с духом и решил разобраться с вещами матери. К этому его подтолкнул последний визит Халли и Бёркура, и теперь он собирался обустроить дом на свой вкус, разрушить этот памятник умершей матери. Ее склеп. Она не была почившим фараоном.
Карл также понимал, что пришла необходимость как можно скорее обновить круг друзей, но, пока его дом выглядел как жилище старой тетки, приглашать сюда кого-то в гости не имело смысла. Да даже если б и не выглядел, не совсем понятно, где нужно искать этих потенциальных гостей. Хотя одна идея – и, кажется, неплохая – у него все же имелась. Его одногруппники были вечно озабочены поисками мест для выпивок перед общеуниверситетскими увеселениями. Возможно, упаковка пива и пакет чипсов – это то, что нужно, чтобы они осознали его существование?
Смена обстановки в доме не обязательно должна быть затратной – уродливая мебель вполне могла остаться; нужно просто убрать с поверхностей и стен всякую ненужную ерунду, ободрать с окон шторы, собрать в кучу и распихать по коробкам всю дурацкую кружевную фигню. Пришло время оставить в доме свой след, даже если он заключался всего лишь в стирании следов матери.
Карл начал с Че Гевары, содрав его со стены в прихожей, скомкав и затолкав в черное пластиковое мусорное ведро; теперь оттуда выглядывал лишь один глаз легендарного команданте и половина его берета. Покончив с этим, Карл принялся за спальню матери – он планировал сам туда перебраться. Спальня была намного больше, чем его комната, и было просто смешно ею не пользоваться. Сейчас все здесь оставалось в точности как при матери, и от этого становилось не по себе, будто она в любую минуту могла сюда вернуться.
Карл держал эту комнату закрытой, чтобы не зияла перед ним каждый раз, когда он шел в ванную. Особенно не хотелось видеть туалетный столик с кремами и косметикой и чувствовать тяжелый насыщенный дух, всегда, как облако, сопровождавший мать при жизни. Вообще-то никаких ароматов из наглухо закрытых банок и склянок в коридор не доносилось, но воображению было все равно. Удивительно, как работает память – образ матери с каждым днем становился все бледнее, а вот ее запах засел там намертво.
И вот сейчас, открыв дверь, Карл почувствовал, как тот пахну́л ему в нос. Пришлось тащиться в ванную, чтобы основательно высморкаться. Карл едва удержался, чтобы не напихать в ноздри ваты. Вместо этого он принес мусорный пакет и смёл в него все, что находилось вокруг раковины. Среди выброшенного барахла оказалась и уродливая мыльница – белая на золотых изогнутых ножках, которой так дорожила мать. Карлу она всегда казалась верхом безвкусицы, будто свидетельствовала о том, что они всегда мечтали о ванне на львиных лапах, но в конце концов удовольствовались мыльницей. Также в пакет загремела совершенно новая и жутко дорогая электрическая зубная щетка, подаренная матери на Рождество Артнаром, и инкрустированная перламутром щетка для волос. Эту щетку она получила в подарок еще в юности, в день своей конфирмации, и пользовалась ею только по особым случаям.
Наверное, такие вещи стоило бы отвезти в секонд-хенд, но Карл боялся, что вся его решимость тут же испарится, начни он сортировать их. Нет, лучше в мусор – в конце концов все там окажется, и новый временный владелец значения не имел.
В мусорном баке гулко бумкнуло, когда тяжелый мешок упал на дно. Звук был неприятно конечным – ничто из попадавшего в бак назад не возвращалось. Это поубавило энтузиазма, и Карл закрыл крышку уже без прежней горячности. Для матери было бы оскорбительно знать, что ее вещи исчезали как обыкновенный мусор.
Карл вернулся в комнату матери. Она всегда относилась к вещам бережно; сейчас они окружили его со всех сторон, лежа тут и там, и у него появилось ощущение, что они его приветствовали – будто давно дожидались момента, когда ими снова кто-то восхитится… Ну уж нет, такого пункта повестка дня не предусматривала. Есть вещи, в которых только их владельцы видят особую ценность, а для остальных это всего лишь барахло.
Карл почувствовал непонятную горечь, когда до него дошло, что это относится ко всем материным пожиткам. В доме никогда не было избытка средств для покупки дорогих и качественных вещей. Образование его и брата выходило недешевым – чего стоили одни только груды выписанных из-за границы иностранных учебников, в которые Артнар закапывался с головой, пока решал, какое образование ему лучше подходило… Карл, например, попросту выбрал то, к чему у него было меньше всего отвращения, но с Артнаром такой номер не проходил, нет. Годы гимназии брат потратил не только на получение аттестата – все это время он упорно и досконально просматривал материалы по всем предметам вузов, которые считал для себя предпочтительней. Главным ориентиром была возможная зарплата; также ему хотелось выбрать область, в которой он мог наверняка преуспеть. Артнар не собирался прозябать середнячком, нет, – он был нацелен стать лучшим там, где открывалась возможность хорошо подняться.
