Тем не менее полной уверенности в этом у него не было. Он совершенно ничего не видел и не мог нащупать, поэтому поиск велся наобум. Пластиковые хомуты стягивали и его щиколотки, колени тоже были связаны или склеены.
Может, он что-то пропустил, может, стоило проелозить на заднице еще один круг? Но при мысли о сопутствующей движению боли по коже продирал мороз.
Халли энергично продул нос; сопли вылетели из ноздрей, и он почувствовал, как они шлепнулись ему на грудь. Но ему было все равно; единственное, чего он боялся, – это если какой-нибудь незнакомый человек вдруг открыл бы дверь и, увидев его в таком виде, скорее всего, захлопнул бы ее снова и убежал.
Втянув через свободные ноздри воздух, Халли на мгновение почувствовал себя лучше. Он почти наслаждался этим моментом, но длилось оно недолго. Через минуту нос снова начал заполняться слизью.
Ну, хорошо, еще один раз. Он попытался сдвинуться с места и ощутил резкую боль в запястьях. Это его обрадовало, так как свидетельствовало о том, что руки еще живы, несмотря на пережатый кровоток.
Сколько времени он здесь находится? День? Два? Три? Нет, скорее всего, не так долго, потому что тогда он был бы более голодным. Зато что касалось жажды, то невозможно было хотеть пить больше, чем он хотел сейчас, это точно. Сколько человек может прожить без воды? Два, три дня? Четыре, пять? Наверное, меньше. Может, это и был его план? Дать Халли высохнуть здесь, в этих путах? По крайней мере, он уже давно не появлялся. И хотя Халли меньше всего на свете хотелось встретиться с этим типом снова, мысль о том, что он просто бросил его здесь, была еще хуже. Намного хуже.
Только б он пришел еще раз, размотал скотч и дал ему попить… Тогда Халли сможет пообещать ему, что, если его отсюда отпустят, он никогда – никогда! – и никому не расскажет о нем. Он сможет убедить его в том, что ему можно доверять, а также напомнит, что для него вообще нет никакой выгоды кому-либо рассказывать об этом.
Хотя, может, было бы безопаснее опустить последнее… А то вдруг он решит, что Халли может передумать и разболтать. Ему следовало бы использовать время, чтобы подготовиться и получше продумать, что он скажет мужику, когда тот придет, а не циркулировать по полу на заднице в поисках инструментов, которых все равно нигде нет. Если он, конечно, придет. И если освободит рот Халли от скотча и кляпа…
Халли дунул носом с такой силой, что сопли, стремительно взвившись в воздух, проскочили свое обычное место посадки на его груди. Возможно, они приземлились где-нибудь на штанах. Или ботинках.
Его вдруг захлестнула волна жалости к себе. Тело дернулось, и на мгновение он испугался, что у него начинаются судороги или лихорадка. Халли не был уверен, что она из себя представляла, эта самая лихорадка, но предполагал, что при ней человека пробивает такой озноб, что он начинает трястись, как от ударов током. Может ли человек умереть от лихорадки? На самом деле звучало это странно, если учесть, как жарко было внутри. Гораздо больше шансов, что его доконает жара, а не лихорадка, если только прежде он не умрет от жажды. Или у него все же будет возможность поговорить с этим мужиком?..
И Халли, в который уже раз, почувствовал на глазах слезы, не в состоянии как-либо им противостоять. Как же это ужасно! И несправедливо… Что он такого сделал, чтобы заслужить это?
Нос снова наполнился слизью, но когда он попытался избавиться от нее, она просто потекла вниз по скотчу, подбородку и дальше – на грудь. Да! Как же это несправедливо! Неужели он заслужил все это за одно лишь участие в глупом розыгрыше? Он не сделал ничего, что могло бы оправдать такой конец, – лишь продал мужику свою радиоаппаратуру, научил его, как настроить запланированную во времени трансляцию, и подложил телефон и нижнее белье в машину Карла. Ах да, еще стащил ключи у Карла с комода. И всё!
Мужик сказал, что это был просто небольшой розыгрыш, который готовили Карлу близкие, и взял с Халли обещание ничего тому пока не говорить. Конечно, он должен был заподозрить, что мужик был не тем, за кого себя выдавал, – по одному только его голосу можно было понять, что если б Халли разболтал, то это могло иметь очень серьезные последствия. Кроме того, мужик придержал половину оплаты, которую обещал Халли за помощь и аппаратуру, сказав, что остальное заплатит, когда все будет сделано. И только если Халли никому не растреплет. Этого было достаточно, чтобы тот молчал как рыба.
Зато теперь он был вынужден признать то, что подозревал с самого начала, – эта так называемая шутка была вовсе не смешной. Он понял это, когда мужик пришел к нему домой, посадил к себе в машину и куда-то повез. Когда они доехали до места, мужик заставил Халли отправить родителям сообщение, что тот якобы собирается к кому-то на дачу и что там нет телефонной связи. Стало ясно, что происходит что-то не то. Если б Халли не был так напуган, он отказался бы посылать эсэмэску, выпрыгнул бы из машины и попытался убежать. Как он мог быть таким идиотом? Зачем впустил этого мужика к себе домой?
В глубине души Халли знал ответ. Ему очень хотелось услышать от мужика, что не стоит больше переживать, что розыгрыш подходит к концу и что он скоро получит оставшиеся деньги. А в деньгах Халли определенно нуждался. Он уже потратил первую половину на погашение долгов, покупку новой куртки, новых ботинок и первый взнос за новый компьютер, который можно было забрать из магазина, как только он оплатит остаток. Именно поэтому и открыл дверь мужику – не более и не менее, из-за денег. И по той же самой причине забил на все сомнения и был готов обмануть друга.
Эти размышления наводили на другое. Может, Карл был в таком же положении, как и он? Может, первоначально мужик хотел добраться именно до Карла?.. Да нет, черт побери. Зачем? Чтобы убить его?
Халли пытался отогнать мысль о том, что мужик способен на убийство. Если это так, то Халли был в большой опасности, и Карл, конечно, тоже. Непонятно, зачем кому-то было желать смерти Карла, но это сейчас было не главным. В этот момент для Халли было важнее, что у мужика была причина убить именно его – ведь он мог на него заявить или кому-то проболтаться. Ему наверняка никто не поверил бы, но такая возможность все же существовала, поэтому мужик, видимо, и не хотел рисковать.
Халли просто нужен шанс поговорить. Он поклянется хранить молчание и ни за что не нарушит своего обещания. Даже если мужик убьет Карла, Халли будет держать рот на замке и лежать на дне, не сказав никому ни слова. Только б ему удалось поговорить с мужиком…
Халли навострил уши. Что это было? Шум мотора? Ему нужно было прочистить нос, но он не хотел делать этого из боязни что-нибудь упустить. Решил довольствоваться лишь правой свободной ноздрей – левая была уже наглухо забита.
И вот он услышал вставляемый в замочную скважину ключ и позвякивание цепей, которыми были обмотаны дверные ручки, когда мужик обманом заманил его в это место. Тут якобы находился радиопередатчик, который почему-то не хотел включаться, и Халли должен был помочь ему все наладить и получить за это экстрабабки. Вот так его снова сгубила жадность.
