– Зинник? Патроны к шансерам?!
– Совершенно верно. Единый характер скупленных искр, усиливающий силу искры врожденной, позволяет мистеру Зиннику забивать в гильзы несчастья, проклятья, черные полосы. На этом рынке мистер Зинник не одинок, но я не хочу мучить вас, мисс Шиммер, длинными монологами. Важно лишь, что у вашего отца была такая же искра, как у вас, и что он скупал искры сходного характера. На это уходила немалая часть его жалованья.
Дробовик, вспомнила Рут. Он захрипел. Лицо мерзавца налилось кровью, зубы застучали. На лбу выступили крупные капли пота. Хлыстик? Этот упал на колени. Озноб. Скрежет зубовный. Ломота в мышцах, заметная со стороны. Судороги. Слабость; хуже, бессилие.
Когда шериф посетил хижину, где держали пленников, он нашел там три трупа: двух бандитов, которые успели окоченеть, и Роберта Шиммера, застреленного в упор.
Главарь исчез.
– Папа их убил, – голос Рут треснул, как у нотариуса. Казалось, разница в возрасте стерлась. – Поджарил изнутри. Он убил их, спасая меня. Я…
И опомнилась:
– Этого не может быть! Он что, заранее готовился к плену? Копил искры, как патроны?!
Нотариус посмотрел на дядю Тома. Дядя Том кивнул.
– Нет, – вздохнул нотариус. – Ваш отец не готовился к возможному плену. Он собирал искры с другой целью. Вам известно, что у вашей матери была карцинома?
– Что?
– Карцинома груди. Вялотекущая. Но эта болезнь рано или поздно убила бы вашу мать. Роберт Шиммер начал скупку искр вскоре после вашего рождения, мисс. Врач сказал ему, что не в силах помочь миссис Шиммер. Еще он сказал, что слышал про уникальный случай в Балтиморе. Вроде бы одна больная излечилась от карциномы, переболев жесточайшей малярией. За подлинность истории врач не ручался, но предположил, что малярийный жар убил карциному. Ваш отец поверил в это, как иные верят в Бога. Насколько мне известно, для сбора достаточного «мешка искр» ему понадобилось восемь лет. Он собирал с запасом, боясь, что ему не хватит.
Мне было восемь, вспомнила Рут. Малярия. Мне сказали, что у мамы малярия. Папа неделю не отходил от ее постели. Меня не пускали в спальню к матери. Отца я тоже не видела, проводя все время с няней. Когда папа вышел к нам, я отшатнулась от него. Он был похож на живого мертвеца. Я спросила: «Как мама?» Отец не ответил, просто обнял меня. Я почувствовала, что он сейчас упадет, и испугалась. Я бы не смогла его удержать.
Он не упал. А мама выздоровела.
– Он потратил на маму не весь запас?
– Вы правы. Допускаю, что и после выздоровления миссис Шиммер ваш отец продолжил скупку. Не знаю, зачем; возможно, по привычке, на всякий случай. Это имущество он и завещал вам.
– Искры можно передать по наследству?!
– Почему нет? Если их можно купить, продать, оформить акт дарения… Право наследования ничем не отличается от иного права собственности. У нас свободная страна, мисс Шимер.
– Но папа умер!
– Я не теолог, мисс. Если угодно, обратитесь с этими вопросами к священнику. Сомневаюсь, правда, что он знает больше моего… Я не в первый раз оформляю наследование вроде вашего – и заверяю вас, что все пройдет как по маслу. А вы уже потом сами решайте, что делать с этими искрами. Надеюсь, вам не придется никого лечить или убивать. Вы готовы поставить вашу подпись?
Когда Рут расписалась, ничего не произошло. А чего она ожидала?
– К этому надо привыкнуть, – утешил ее дядя Том. – Боб говорил, что он тоже ничего особенного не чувствовал. Ничего до того момента, когда ему пришлось воспользоваться накопленным. Это как походка: мы не замечаем, что идем, пока не устаем или не начинаем хромать.
Рут обиделась. Это что, намек?
– Хорошо, что мы со всем разобрались сегодня, – дядя не заметил ее обиды. – Завтра я уезжаю. Не хотелось бы откладывать бумажную волокиту до моего возвращения. Спасибо, Симпсон! Вы, как обычно, пунктуальны и обстоятельны.
⁂
Завтра утром, когда Томас Эллиот Шиммер вышел из дома, Рут ждала его у крыльца. На правом бедре Рут висела кобура с револьвером. Выше располагалась вторая кобура с шансером, повернутым рукоятью внутрь.
Резвая Мэгги стояла под седлом.
– Я еду с тобой, – сказала Рут.
Томас нахмурился:
– Ты никуда не едешь.
– Существует шестое чувство, – ответила племянница. И притопнула сапогом – из той самой пары, что ей заказал дядя. – Чувство свободы во сто крат благороднее и возвышеннее остальных. Передвигаться, говорить, дышать, ходить, не отдавая никому отчета в своих действиях, не подвергаясь опасности!
– О да, – согласился Томас. Он тоже читал известный роман госпожи Бичер-Стоу
[15]. – Не подвергаясь опасности, это точно. Ты остаешься дома, мисс. Я работаю один, и это не работа нянькой.
Он еще не знал, что ошибается.
Глава восьмая
Я буду рядом. – Сигара, звезда и усы. – У нас проблема, шериф. – Горбатый Бизон. – Индейцы и китайцы. – Трубка мира. – Пожар в усадьбе. – Духи предков.
1
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
– Надо бы шерифу доложить.
– О чем?
– О пожаре.
– О пожаре он знает.
– Зато не знает, что пожар ликвидирован.
– Да ну тебя! Уже, небось, донесли. Весь город гудит…
– Все равно надо. Служба.
Спорить Джошу неохота. Он с наслаждением плещется в лохани на заднем дворе. Оттирает мочалкой копоть и грязь. Зайдя в дом, глянул в зеркало, чуть не помер со страху. Он да Сэм – близнецы-братья! Копоть, упрямица этакая, оттираться не желает, но Джош упрямее.
– Слыхали, масса Джош? Служба!
Сэм счастлив. Сэм добрался до запаса сухих сигарок. Черный паровоз под парами развалился в плетеном кресле-качалке: пыхтит, дымит, ухает. Катим прямиком в рай, сэр!
– Тебе приспичило, ты и тащись. Ноги не отвалятся.
– Вот и пойду, только не к шерифу. Я на речку смотаюсь, лошадей искупаю. И сам помоюсь, кстати. Ты тут еще час задницу драить будешь…
– Одежду оставь. Отдам вдове Махони в стирку.
– Лады.
Когда Сэм уходит, Джошуа выбирается из лохани. Оценив цвет жидкости, опрокидывает себе на голову припасенное ведро чистой воды. Фыркает и вздрагивает – не от холода, от шелеста листвы. Голос тахтона заполняет весь мозг без остатка. Раньше он говорил тише.
«Этот человек.»
Без переводчика ясно, о ком талдычит ангел-хранитель. Не о Сэме же?
