Рут удивлена. Отчим, оказывается, не нуждается в переводчике.
Зачем ему стрелок? Взял бы кого-то с опытом… Мелочи. Пустяки. Они не складываются вместе, тревожат, беспокоят. Пирс замолкает, нить беседы подхватывает стрелок. Теперь Пирс говорит по-английски, стрелок переводит. У Рут складывается впечатление, что отчим опасается долго говорить на наречии шошонов – выказал знание языка в знак уважения, и хватит. Не будь здесь шамана, думает она… И одергивает сама себя: шаман? Что за глупости? С чего бы отчиму бояться произнести лишнее шошонское словечко в присутствии человека с амулетом и посохом?!
Хватит.
Не лезь не в свое дело, крошка.
Властным жестом вождь приказывает стрелку замолчать. В жесте нет враждебности, нет и желания прекратить переговоры. Горбатый Бизон смотрит на шамана, шаман еле заметно кивает. Взгляд шамана буравит Рут. Зачем фабричный уставился на ее живот? Рут не переоценивает свою привлекательность, как женщины. Да, случалось, она ловила на себе такие взгляды мужчин, изголодавшихся по ласке. В городках, где шлюх не хватает на всех, люди сходят с ума. Мужчины смотрели на ее грудь, ноги, реже – в лицо. Те, кто смотрел в лицо, как правило, сразу же уходили, не оборачиваясь. Другие успевали перекинуться с мисс Шиммер парой слов. Потом они тоже уходили, быстрее первых.
Неужели шаману приспичило?!
Второй жест вождя велит стрелку встать и отойти в сторону. Рут сперва не понимает, что происходит, а когда понимает, ее удивлению нет предела.
Мисс Шиммер приглашают занять место стрелка на циновке.
Зачем? С какой целью?
Соглашайся, показывает Пирс. Не раздражай их. Дела идут хорошо, не хватало еще, чтобы ты все испортила. Мимоходом пожав плечами, Рут садится на циновку, еще теплую от задницы молодого стрелка. Садится так, чтобы в случае чего быстро выхватить револьверы: первым – шансер, сорок пятый – вторым. И понимает, что шаман смотрел вовсе не на ее живот, частично скрытый полами дядиного пыльника. Шаман смотрел на рукоять шансера. Фабричный и сейчас смотрит на шансер. Пальцы фабричного гладят посох, гуляют по резьбе, ласкают завитки. Шаман похож на командира артиллерийского расчета, который читает донесение, написанное «ночным шрифтом» капитана Барбье.
Вождь доволен. Доволен старейшина.
Главное, шаман доволен.
Трое мальчиков приносят трубку и мешочек с табаком. Трубка украшена перьями, бисером и клочками яркой ткани. Тростниковый ствол перевязан стеблями полыни и полосками из кроличьего меха. Вождь берет трубку, прикасаясь к ней только в тех местах, которые закрыты тканью, полынью и мехом. Набивает чашечку, сделанную из красного камня – так медленно, что Рут хочется его пристрелить. Разжигает, делает первую затяжку, выпускает клуб дыма, похожий на молоко, пролитое в реку.
Предлагает трубку шаману – четырежды.
Три раза шаман отказывается, на четвертый соглашается и тоже делает глубокую затяжку. Та же история повторяется со старейшиной: три отказа, согласие.
Старейшина протягивает трубку Пирсу.
– Хочешь ли ты использовать священную трубку, – на превосходном английском спрашивает шаман, – чтобы причинить кому-то вред?
Причины отказа становятся понятны. Пирс мотает головой: нет.
– Предашь ли ты свой народ? Предашь ли наш народ?
Нет.
– Солжешь ли с трубкой в руках?
Нет.
– Обещаешь ли ты выполнить мою просьбу, о чем бы я ни попросил?
Пирс колеблется. Вопрос ему не по душе. Пирс колеблется и все-таки берет трубку. Затягивается, протягивает трубку Рут.
Первый отказ. Второй. Третий.
Четвертое согласие.
Сделав затяжку, мисс Шиммер понимает две вещи. Во-первых, она совершенно не планирует выполнять просьбы отчима, о чем бы тот ее ни попросил. После визита к индейцам они расстанутся. И во-вторых, трубка набита вовсе не табаком; вернее, не только табаком. Чем же?! Дядя Том говорил, что индейцы курят всякую чертовщину: кору и листья красной ивы, древесный порошок из тополя, коноплю, могильник, сушеные грибы, мох, бобровый жир…
Где я, думает Рут. Что со мной?!
3
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
(где-то, когда-то)
Усадьба горела.
Дым ел глаза, дикая жара выжимала пот из тела. Надо бежать. Бежать некуда. Окна в гостиной заколочены досками. Отодрать их? Некогда и нечем. Пламя охватило шторы. Покоробился лак на рояле.
Рут выбежала в коридор.
Ей шестнадцать лет. На ней дядин пыльник. При ней револьверы. Дикое сочетание несочетаемого. Это не удивило Рут. Сперва надо спастись, а удивляться – потом.
– Папа! Мама! Дядя Том!
Они все в доме. Они сгорят, если их не вывести наружу.
– Мистер Редман! Абрахам!
Они тоже в доме: молодой помощник шерифа, старый торговец патронами.
– Пирс! Где ты, черт побери! Тетя Мэг!
Треск огня.
Дом битком набит народом. Рут в этом уверена. Почему она никого не видит? Почему они молчат? Как она спасет их, если они молчат?! И прислуга не откликается…
Рухнула часть потолка. Дорога отрезана.
Спотыкаясь, кашляя, Рут неслась по лабиринту коридоров в западное крыло усадьбы. Черт возьми, откуда здесь столько коридоров?! Скорее, скорее! Там черный ход, он ведет на зады поместья. От изгороди начинается тропинка к ручью. Ручей, вода, свежий воздух.
Да, черный ход – это спасение.
Дверь черного хода была заколочена крест-накрест, как и окна. Мало того, кто-то задвинул засов и вдел в кольца дужку амбарного замка. Ключ? Рут рылась в карманах пыльника, выворачивала их наизнанку: тщетно. Никакого ключа. Никакого инструмента, чтобы отодрать доски, взломать замок.
Ничего у тебя нет, мисс Шиммер. Никого ты не спасешь.
– Кто-нибудь! Есть там кто-нибудь?!
Она прислушалась. Гул пламени не помешал Рут осознать происходящее. Снаружи, за дверями черного хода, есть люди. Папа, мама, дядя Том, тетя Мэг, Бенджамен Пирс, Джошуа Редман, Абрахам Зинник, Горбатый Бизон, шаман, Красавчик Дэйв… Они не в доме! Они снаружи, они хотят прорваться в дом. Главное, Рут должна открыть им дверь…
Зачем им сюда, в огонь?
Они хотят спасти Рут? Хотят спастись сами?!
Револьвер прыгнул в руку. Два выстрела, и дужка замка разлетелась. Рукоятью кольта, стволом, чем придется, Рут стала отдирать доски, отодвигать тяжеленный засов в сторону. Она знала: как только те, кто ждет снаружи, войдут в дом через черный ход – пожар прекратится. Все спасутся, все найдут убежище. Усадьба возродится, какой была раньше, даст приют всем и каждому…
Несчастье – обратная сторона счастья. Здесь должно гореть и плавиться, чтобы там сверкнула удача. Спроси кто-нибудь мисс Шиммер, с какой радости ей взбрела в голову вся эта дичь, и Рут не ответила бы. Когда дом горит, а дверь заколочена, тут не до ответов.
