Большое несчастье и «черную полосу» добавили для верности; чтобы у жертвы не было и шанса. Слетись все ангелы из рая, встань стеной на защиту – нет, ни тени шанса. Ну, или следует допустить, что кулак не равноценен выстрелу. Там, где хватит двух пуль из воска, потребуется семь-восемь тычков и пинков. Занимательная, черт бы ее побрал, арифметика.
Шансфайтер-рукопашник? Мистер Редман, кто вы такой?!
Кем бы ни был помощник шерифа, он нравится Рут все меньше. Если учесть, что он с самого начала не нравился мисс Шиммер ни на вот столечко (Рут отмеряет кончик ногтя), то сейчас уровень доброжелательности по отношению к Джошуа Редману ушел в отрицательные величины.
– Значит, демон? – вслух спрашивает Рут.
Никто ее не слышит, кроме старика-китайца. Горбун прижимает подбородок к впалой груди, точно горб его налился свинцом. Блестит глазками исподлобья; кивает, как если бы понимал английский.
Что-то пищит на воробьином языке.
– Резня, – переводит китаец-бакалейщик. – Резня над резня.
– Что?!
Чирикает воробышек, посвистывает.
– Мо-Гуй приходить там, где резня. Черный ход, он выбираться наружу.
– Сюда? К нам?
– Да, мэм. Если резня над резня, новый поверх старый, давний… Еще лучше. Черный ход шире, больше. Мо-Гуй искать такой ход. Если нашел, вышел – делать здесь новый ход. Для жена, дети, друг. Пусть тоже приходить, спасаться, одеваться.
– Одеваться?
Этот вопрос китаец игнорирует.
– Черный ход, – повторяет он. – Для себя. Жена, дети, друг. Пусть тоже. Бедный, мертвый, несчастный Мо-Гуй! Любить семья, страдать, спасать.
Рут всегда полагала себя человеком с воображением. Но представить мертвого, бедного, несчастного демона, прекрасного семьянина, который хочет спастись и одеться… Этот парадокс ей не по зубам. Вместо демона воображение подбрасывает мисс Шиммер воспоминание о кошмаре, навеянном индейским табачком. Горит усадьба, к выходу не прорваться. Дверь черного хода заколочена крест-накрест. Папа, мама, дядя Том, тетя Мэг, Бенджамен Пирс – все они снаружи, за этой дверью. Надо открыть, чтобы они вошли в дом, в пожар. Как только они войдут – все спасутся, найдут убежище.
«Несчастье – обратная сторона счастья. Здесь должно гореть и плавиться, чтобы там сверкнула удача…»
И эхом – слова китайца:
«Мо-Гуй приходить там, где резня. Черный ход, он выбираться наружу. Если резня над резня, новый поверх старый, давний… Еще лучше. Если нашел, вышел – делать здесь новый ход. Для жена, дети, друг…»
– Резня над резней, – повторяет Рут. – Новая поверх старой.
⁂
Она повторит эти слова еще раз, когда все, кроме доктора Беннинга, уйдут. Труп тоже унесут к этому времени. Коронер вызовет подмогу: ему с китайцами не поднять тело Большого Майка, даже и пробовать глупо. Захватив кухню в единоличное пользование, Рут будет жарить яичницу с беконом, а доктор встанет в дверях, опершись о косяк, и продолжит пить, закусывая запахом скворчащего сала.
– Резня над резней. Новая поверх старой?
Доктор хрипит, перхает. Смеется:
– Нефтепромысел Сазерлендов! Если кому-то нужна новая резня поверх старой… Клянусь остатками моей печени, лучшего места в окру́ге не найти! За новой, как я вижу, дело не станет. Все к тому идет, мэм. Бежит, катится! Что же до старой… Вы слыхали про Гратта́ново побоище?
– Нет, док.
– Четверть века, мэм! Двадцать пять лет, как один день. Сазерленды слишком молоды, чтобы помнить такие вещи, в отличие от вашего покорного слуги. Я был тогда молодым и красивым. Верите? Правильно, я уже и сам в это не верю. Хорошо, скажу иначе: невзрачный и не то чтобы очень молодой, я был армейским врачом в форте Ларами. Лейтенант Флеминг, мир его праху, ценил мои знания, да-с! Если бы не эта чертова корова…
2
Гратта́ново побоище
Троянскую войну развязала Елена Прекрасная. Граттаново побоище – хромая корова. Обоз мормонов двигался в Юту по Орегонской тропе. Каждый человек в обозе – мужчина, женщина или ребенок – молился Господу, прося о разном. Но в первую очередь люди умоляли небеса избавить их от гнева краснокожих дьяволов. Для такой просьбы имелись все резоны – у реки Норт-Платт в те дни собралось три тысячи индейцев племенного союза лакота. Они ждали подвоза товаров, назначенных им правительством в компенсацию за разрешение строительства дорог и фортов на индейских землях.
Три тысячи, сэр!
Товары задерживались, индейцы голодали.
А тут на тебе! – корова. Видя, что скотина отстала от обоза, хозяин коровы хотел было задержаться, подстегнуть охромевшее животное, да побоялся. Уже издалека он увидел, как к его движимому парнокопытному имуществу скачет молодой индеец в раскраске племени миннеконжу. Грянул выстрел, имущество из движимого превратилось в натуральную недвижимость, а там и в мясную похлебку для соплеменников удачливого охотника.
Вопреки завету прощать обидчиков, мормон оказался злопамятным. Когда обоз прибыл в форт Ларами, он явился к лейтенанту Флемингу и пожаловался на обиду, нанесенную ему проклятыми безбожниками. Гибель коровы в его изложении превратилась в трагедию, достойную пера Шекспира. К счастью, лейтенант Флеминг мыслил здраво и не стал торопиться с возмездием.
Война из-за двух рогов и четырех копыт?
Лейтенант оказался прав. К вечеру в форт прибыл Нападающий Медведь, верховный вождь лакота. Он предлагал за корову любую лошадь из своего табуна, на выбор. Флеминг готов был согласиться, но упрямый мормон требовал суда над убийцей коровы. Сперва арест и суд, сэр, а уже потом, когда закон восторжествует – лошадь и чувство глубокого удовлетворения.
– Кто поедет к лакота? – спросил Флеминг.
Вызвался молодой офицер Джон Граттан. Выпускник Военной Академии, он жаждал славы, а также мечтал продвинуться по службе как можно быстрее. Взяв три десятка добровольцев, две горных гаубицы и метиса Огюста Люсьена в качестве переводчика, Граттан выступил к лагерю индейцев.
Как уже было сказано, Граттан жаждал славы. Люсьен же пил без просыпу и драл глотку, проклиная мерзких трусливых воров, под которыми подразумевал лакота. В сочетании это стало гремучей смесью. А где порох, там и взрыв.
– Лошадь, – предложил Нападающий Медведь. – Вот.
– Убийцу, – потребовал Граттан. – Немедленно!
Еще в форте, уговаривая начальство отправить его в поход, он называл убийцу коровы просто убийцей. Так Граттану нравилось больше. Лейтенант тогда не обратил внимания на эту причуду, а зря.
– Плен? – Высокий Лоб, убийца коровы, вышел вперед. – Ни за что.
– Чего ты хочешь? – спросил у него вождь.
– Уйдите, – велел Высокий Лоб. – Уйдите вверх по реке. Оставьте меня с бледнолицыми. Я погибну как воин, в схватке. Племя не разделит мою вину. В форте Ларами был подписан мирный договор, вас не тронут.
