– Ни в малейшей степени, ваше преподобие.
– Вы уверены, сэр?
– Проверил на собственном опыте.
– Тогда я отрину всяческие сомнения. Это место подходит для усталого путника.
Усталость требует отдыха, но проповедник не спешит уйти. Он роется в кармане пыльника, достает «оловянный сэндвич» – губную гармошку «Hohner». Подносит ко рту, о чем-то размышляет. Когда бледный всадник начинает играть, Рут узнает музыку.
Псалом двадцатый, кто бы мог подумать?
«Ты дал ему то, чего желало сердце его, – гнусаво поет гармоника, – и прошения уст его не отринул…»
Пирс кивает:
– Ибо Ты встретил его благословениями. Браво, ваше преподобие! Если вы захотите прочесть проповедь в здешней церкви, я обязательно приду. Не знаю, правда, согласится ли на это преподобный Элайджа. Будем надеяться на его благоразумие и любовь к ближнему.
– Будем надеяться, – кивает проповедник. – На благоразумие и любовь. Ибо мы тоже встречаем братьев своих благословениями.
Он не отрывает взгляда от Пирса. Взгляд этот знаком Рут. Так смотрят шансфайтеры, подыскивая цель для выстрела. Что у него в кобурах? Когда Рут понимает, чему явилась свидетельницей, у нее холодеют руки.
Два кольта проповедника – два шансера. Патроны, которыми заряжены эти шансеры, неизвестны мисс Шиммер. В лавках Зинника она никогда не встречала такого товара.
«Был у меня приятель, свихнулся на этом деле, – голос дяди Тома звучит с глухой хрипотцой. Так и полагается звучать голосам с того света. – Ездил с парой шансеров, стрелял по призракам чёрти чем, с двух рук. Патроны сам себе делал, казенными брезговал. Псалмы играл на губной гармошке. Давно его не видел, может, по сей день ездит, если не сослали на остров Блэквелла…»
– Простите, преподобный! Вам не довелось бывать на острове Блэквелла?
Вопрос застает всадника врасплох.
– Бывал, мэм. И замечу, это не место для леди.
Цель достигнута: взгляд отрывается от Пирса, упирается в Рут:
– Мы знакомы? Извините, не припомню.
– Нет, мы не знакомы. Возможно, вы знали моего дядю. Томас Эллиот Шиммер, помните такого?
– Томми-Шутник? Ну конечно… На вас его пыльник, мэм.
– У вас зоркий глаз. Подарок дяди, память. Кстати, эти револьверы – тоже его подарок.
– Если так, мэм, я не сомневаюсь, что вы умеете ими пользоваться. Что Томми, жив?
– К сожалению, нет.
– Кто его застрелил?
– Пневмония. Эта стерва бьет без промаха.
«Если я пойду долиной смертной тени, – поет гармоника, – не убоюсь зла, потому что Ты со мной…»
– Жаль, очень жаль, – проповедник прячет инструмент в карман. Кончиками пальцев трогает край шляпы: – Всего доброго, мэм. Всех благ, сэр. С вашего позволения, я пойду. Иначе, боюсь, на мою долю не останется свободных комнат. Так говорите, клопов здесь нет?
Он скрывается в отеле. Минута, другая, и на улицу выбегает мальчишка. Отвязывает коня проповедника, уводит в конюшню. Можно быть уверенным, что свободная комната нашлась.
– Так о чем это я? – спрашивает Пирс.
Вид у отчима потерянный. Взяв кружку двумя руками, Пирс выпивает все пиво в один присест. Вытирает губы рукавом, громко отрыгивает. Для прежнего Бенджамена Пирса это все равно что опростаться прилюдно на городской площади.
– О безответственности, – напоминает Красачик Дэйв. Он стоит у самых перил, целиком готовый к услугам. – О нашей преступной халатности.
– О людях чести, – присоединяется Рут. – Мы, как выяснилось, не входим в их число.
Пирс отмахивается:
– Это чепуха. Это все дырявого цента не стоит. Рут, дитя мое, сегодня ты переезжаешь в отель. Комната рядом с моей, столуешься в ресторане. Все расходы за мой счет. Наши комнаты рядом, поняла? Когда я у себя, прислушивайся. Мало ли кто ходит по коридору?
– Я остановилась у Беннинга, – напоминает Рут.
– У этого пьяницы? В его помойке?! Это отвратительно, я не могу этого позволить. Сегодня же ты переезжаешь в отель. Я задержусь в Элмер-Крик, у меня дела. Я хочу, чтобы ты меня сопровождала. Я настаиваю! Дэйв, ты тоже далеко не отходи. Скажи Арчибальду, пусть будет начеку. Возможно, я займусь скупкой искр у китайцев. Уверен, там есть чем поживиться…
– Да, сэр! – Дэйв сияет. – Не беспокойтесь, сэр!
Рыба Пирса стынет. У отчима пропал аппетит.
Глава двенадцатая
Гость из угольной дыры. – Тугой узел. – Бакалея семьи Ли. – Девять чашек. – Погибель начинается снизу. – Самозванец. – Кусок чертова дерьма.
1
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
– Это Джефферсон. С ним еще двое.
– Который Джефферсон? С фермы над рекой?
– Нет, из Коул-Хоул. Владелец шахты.
– На кой черт он из своей Дыры
[20] вылез?
– Твоей дырой интересуется!
– Уголька нарубить желает!
– Заткнитесь, лоботрясы! Сейчас все узнаем.
И правда: с чего бы Вильяму Джефферсону, владельцу угольной шахты, заявляться на нефтяной промысел братьев Сазерленд? Нельзя сказать, что этот вопрос так уж сильно тревожит Джошуа Редмана. Мало ли какие дела у Джефферсона с Сазерлендами? Но все же любопытно, сэр!
Тем паче, сами братья в недоумении.
Добровольцы успели вернуться к своим делам, вернее, к прерванному безделью. Нефтяники тоже вернулись – к работе. Один юный Освальд кипит от разочарования. Надежды рухнули: индейцев или бандитов сам бог велел доблестно перестрелять и выйти в герои! А тут какой-то угольщик…
– Освальд!
– Да, сэр!
– У тебя зоркий глаз. Ты их за пару миль заметил, так?
– За три мили, сэр!
Три мили – это вряд ли. Ладно, пусть гордится.
– Молодец! Продолжай наблюдение. Следующие гости могут оказаться не такими безобидными.
– Есть продолжать наблюдение, сэр!
Верховые уже близко. Не узнать Джефферсона трудно: кто еще зимой и летом носит синюю армейскую шинель северян в комплекте с шапкой-конфедераткой южан
[21]? У кого под шапкой лысина ото лба до темени, а на затылке кудри вьются аж до плеч? Одни скажут: лис. Другие: медведь. И будут правы, сэр! Для первых в курчавой бороде пляшет хитрая ухмылка. Острый взгляд исподлобья протыкает вторых, будто пара вертелов.
