Еще немного, и порошок в четвертой чашке загорится.
Пятая, думает Рут. Седьмая. Девятая. Выгрести пепел, зарядить чашки по новой. И так до вечера. Народная китайская забава? Молитвенный обряд? За чудо-весами сидит, скрестив ноги, нефритовый божок с длинными ушами. Судя по безмятежному лицу божка, плевать он хотел на любые молитвы, хоть волком вой.
Родную маму, и ту не услышит!
– Мил, – внезапно произносит миссис Ли.
Палец ее указывает на нижнюю чашку. Движется вверх, задерживаясь на каждой следующей чашке:
– Мил. Мил. Мил…
– Мир? – Рут обводит руками лавку. Так очерчивают глобус, сидя внутри него. – В смысле, целый мир?
Она не уверена, что правильно поняла китаянку.
– Мил!
Миссис Ли радостно кланяется, исчезая за прилавком. Когда она выныривает наружу, ее руки выставлены вперед. Девять пальцев торчат, большой палец правой руки согнут.
– Девять пальцев?
Еще один поклон.
– Девять пальцев? Девять чашек?
Каждую фразу Рут иллюстрирует движением: топырит пальцы, указывает на весы.
– Девять… э-э… Девять миров?
Радости миссис Ли нет предела. С места, лишь чуть-чуть согнув ноги, она запрыгивает на прилавок, падает на колени и кланяется Рут так, словно мисс Шиммер – воплощенная Мадонна.
Старик не обращает на женщин внимания. Он занят делом: поет какие-то гимны. Если это, конечно, гимны, а не брань портовых грузчиков на родине старого черта.
Божку и вовсе ни до чего нет дела.
– Девять планет? Почему девять, миссис Ли? Кажется, их восемь…
Рут вспоминает жалкие уроки астрономии, полученные от отца. Семь? Восемь? Девять? Боже правый, чем мы тут занимаемся?!
Китаянка хлопает себя по лбу. Вихрем слетает с прилавка, проносится мимо Рут, хватает с туго набитого мешка клочок оберточной бумаги. В кармашке передника миссис Ли находится свинцовый карандаш. Бумага ложится на прилавок, миссис Ли рисует.
След от карандаша тусклый, но вполне различимый. Рут подходит ближе. Ага, девять чашек, одна над другой. Штрихами обозначены костерки, дымок, кучки древесного порошка. Рядом с каждой чашкой – человечек, заключенный в круг.
Нет, не человечек.
Самый нижний – кошмарный урод. Он скалит клыки и вываливает наружу длинный язык. Над ним – урод чуть менее кошмарный; над тем – просто урод. Четвертый – уже человечек. Лицо его неприятное, сердитое. Пятый – человечек обычный. Ручки, ножки, огуречик. Шестой – человечек добрый.
– Мил!
Седьмой – человечек с крылышками. Восьмой – человечек с нимбом. Ангел? Девятым, самым верхним, миссис Ли рисует длинноухого божка.
– Черт? – Рут указывает на нижнего уродца. – Бес?
Она приставляет ко лбу пальцы рожками. Корчит жуткую гримасу.
– Да! Яомо! Да!!!
Пальчик миссис Ли поочередно тычет в трех чертей. Личико миссис Ли меняется от дикого к устрашающему – и наконец принимает просто грозное выражение. Рут, как умеет, отвечает аналогичными рожами. Обе женщины счастливы, добившись взаимопонимания. Надо полагать, степень злобности чертей, населяющих три нижние чашки – три нижних мира? – вступает в противоречие с движением вверх: уровень растет, злобность падает.
– Человек?
Да, четвертый – человек. Все повторяется: гримасы миссис Ли – обычные смены человеческого настроения: раздраженность, нейтралитет, радость. Чем выше, тем добрее, понимает Рут.
– Я! Я!
Китаянка указывает на нижнего человечка. Затем на Рут, на отца:
– Я!
– Мы, – поправляет Рут. – В этой чашке живем мы.
– Мы!
Рут слегка обидно, что она живет в чашке с таким неприятным человечком. Почему не с добрым? Ладно, это уже вопрос к Господу, а не к миссис Ли. И вряд ли божий ответ будет понятней китайского.
– Ангел?
Комедия повторяется. Да, в трех верхних чашках обитают ангелы. Престолы, херувимы, серафимы. Рут не сильна в ангельских чинах. Наверняка семейство Ли зовет ангелов иначе. Но принцип один – чем выше, тем лучше.
Пальчик китаянки упирается в огонь, горящий в нижних чашах:
– Пых-пых!
– Огонь, – поясняют от дверей. – Мир гореть. Мир начать гореть снизу.
Мистер Ли вернулся. Он один.
– Ваша хозяин есть, – поясняет китаец. С непривычными звуками его рот и язык справляются не в пример лучше, чем рот и язык жены. – Есть еда в харчевня, на воздух. Хозяин и слуги. Мисс хотеть кушать? Я подам.
– Мисс не хотеть.
Хозяин? Слуги? Рут с трудом проглатывает оскорбление. Ясно, что мистер Ли не хотел ее обидеть. И все равно…
– Ваша жена, мистер Ли, рассказывала мне о ваших весах. О том, что вы взвешиваете чертей, людей и ангелов.
– Это шутка?
– Это шутка.
– Нет, мисс, не шутка. Это алтарь памяти.
– Алтарь?
– Весы девять миров. Мы с вами жить здесь…
– Спасибо, я в курсе. Ваша жена мне все объяснила.
– Тогда вы знать. Девять миров погибай с нижнего.
– Что?
– Погибель миров начинать внизу. Гореть огонь, все жрать. Гореть черт, бес, яомо. Их дым, искры лети вверх. Дым-бес, искры-яомо. Проникай в мир выше. Там дым, искры, язычок-огонь. Здесь гасни, там гори-гори. Гори новый бес, яомо, черт. Голодный дух гори, мстительный дух. Проникай выше. Дым, искра. Язык-огонь. Здесь гасни, там гори-гори. Сейчас гори под нами. Гори, догорай. Дым, искры тут. Уже тут, с нами. Скоро гори у нас, полыхай. Дым, искры вверх. Дальше, выше. До самый высот, до Нефритовый Император.
– Что вы хотите сказать?!
У Рут перехватывает дыхание. Она знает, что хочет сказать китаец. Знает, но не может поверить. Здравый смысл хранит разум от такой чертовщины.
– Искры, мисс. Дым. Огонь-язычок.
– И что?
– Все тут. Не замечай, привыкли. Торгуй искра, продавай-покупай. Дыши дым, кашляй. Огонь-язык не замечай. Скоро гори ясно-ясно. Мой дом уже пых-пых-пых. Старый Свет пых! Тут начинай позже, можно терпеть.
Мистер Ли шагает ближе:
– Хотеть жареный лапша? Мой жена мастер-соус чоу мейн. Чемпион, пальцы облизай.
У старика загорается шестая чашка.
3
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
Провожая взглядом уезжающего Джефферсона, Джош вспоминает о своем ангеле-хранителе. Казалось бы, какая связь между тахтоном – и хозяином угольной шахты? А вот поди ж ты! Неисповедимы пути мысли человеческой, сэр!
