Заметить дозор краснокожих? Когда индейцы не желают выдать своего присутствия? Лучшим следопытам фронтира это удавалось один раз из ста!
Увы, сэр, Джошуа Редману сейчас не до гордости. Невидим и неслышим даже для индейцев, Джош бредет дальше. Запах серы преследует его по пятам. По мере приближения к лагерю серная вонь делается отчетливей. Это от тебя смердит, адский выкормыш?!
И словно в ответ:
– Стой, кто едет!
– Руки держи на виду!
– Назовись!
Надо же! Парни в лагере оказались бдительней, чем можно было предполагать. Джош хлопает себя бесплотной ладонью по лбу: ну конечно! Взрыв на шахте посреди ночи! Если выстрел могли и не услышать, то когда шарахнула динамитная шашка – все проснулись на десяток миль в окру́ге!
– Это я, Редман, – тахтон откликается как ни в чем не бывало. – Опустите стволы, еще пристре́лите меня ненароком!
– Малыш?!
– Ты куда ездил?
– Взрыв слышал?
– А это точно был взрыв, Бенни?
– А что еще?
– Ну, может, гром…
– Потому и ездил, что слышал. Я отлить вышел – и тут ка-ак бабахнет! Я сразу на Красотку – и погнал. На пару миль отъехал – никого, ничего. Ну, я плюнул и вернулся.
Тряпки! Тряпки на копытах Красотки! Сейчас парни их заметят. Начнут задавать вопросы, возникнут подозрения… Эй, дружище! Ты что, переживаешь за мерзавца-тахтона? Увы, сэр. У мерзавца мое тело. Если его продырявят или вздернут, куда мне возвращаться?
Вдруг тахтон не соврал? Вдруг он и впрямь пустит Джоша обратно? Подлецу веры нет, но на что еще надеяться, сэр? Силой его из тела не выгонишь – знаем, пробовали…
Лже-Редман едет мимо промысла, удаляясь от троицы дозорных. Предрассветная мгла, высокая трава – тряпок не заметили. Тахтон спешивается, сдирает тряпье с лошадиных копыт. Все, теперь лишних вопросов не возникнет.
Лагерь близко.
Котлован. Времянки нефтяников. Палатки и шалаши добровольцев. Вигвам Хью. Погасшие кострища, хибара с паровой машиной. Джош глядит себе под ноги, вздрагивает: земля под промыслом черным-черна! Это не нефть, сэр! Это тьма? Ночная тьма? Клубящийся туман похож на жирный дым от горящей нефти. Так ведь никакого пожара нет…
Есть? Был? Будет?!
«Сэр, я что – говорю и думаю, как тахтон? Может, я и вижу, как тахтон?»
Тьма пузырится в земле. Под землей. Вот откуда несет серой! Тахтон плоть от плоти этой тьмы. Он из нее вышел. Он хочет в нее вернуться? Нет, тахтон хочет чего-то другого.
Чего?
Провал в преисподнюю, черный проход…
Черный ход?!
Среди аспидных прядей и завитков что-то шевелится. Движутся, снуют зыбкие тени. Джош встает в двух шагах от края. Подойти ближе он боится: а ну как провалишься туда, в эту чертову кипень?!
Под его взглядом туман редеет, делается прозрачным, не теряя при этом своей черноты. Прозрачная чернота? Да, сэр, это похоже на безумие. Может быть, Джошуа Редман сходит с ума? Уже сошел? Давным-давно, близ горящих руин поселка амишей, когда ему встретился призрак, назвавшийся тахтоном?
Хорошо бы так, сэр! Уж лучше гнить на острове Блэквелла…
Внизу – близко и в то же время на немыслимой глубине – толпятся люди. Дюжина? Две? Сотня? Не разобрать. Вряд ли сотня, но больше дюжины. Сосчитать людей не получается, сразу начинает дико болеть голова. Люди стоят на пристани. Доски настила обуглены. По тяжкой смоляной зыби бегут фосфорические огоньки.
Если это нефть, она вот-вот полыхнет.
Люди (тахтоны?!) одеты в рванье. Жалкие узелки, скудный скарб. Бедняги испуганы, жмутся друг к другу, с надеждой глядят вдаль. Беженцы, понимает Джош. Ждут пароход или лодку. Кое-кто из беженцев с ужасом оглядывается назад – туда, откуда они пришли. Горизонт за спинами тахтонов (людей?!) полыхает багровым заревом. Кажется, пламя приближается.
Если пароход опоздает…
В какой-то момент беженцы делаются для Джоша знакомыми. Исчезает тахтонья угловатость, известная Редману по его снам снаружи; закрепляются привычные черты. Отец? Мама?! Вон дядя Филип, рядом его жена Мэри, обе дочки. Старик Химмельштосс, его зять Тедди, толстяк Хеммиш. Майкл Росс, Клеменс, Освальд МакИнтайр. Среди мертвецов затесались и живые: Сэм Грэйв, старик Кэббидж, Макс Сазерленд, шериф Дрекстон, мисс Шиммер…
Я должен их спасти, понимает Джош. Мертвых и живых. Они ждут меня, моих действий. Я должен откупорить черный ход, что ведет сюда, в Осмаку, из адских глубин. Прислать за ними пароход.
Хотя бы лодку!
Гудящее пламя подступает все ближе. Там, внизу, жарко полыхает огромный нефтепромысел братьев Сазерленд. И нет добровольцев с лопатами, нет пожарной водовозки. Темные небеса не спешат разразиться громом и молниями, обрушить на пламя спасительный ливень. Если Джош ничего не сделает, не протянет руку помощи…
Черты лиц плывут перед глазами, смазываются. Превращаются в грубые деревянные заготовки, жестокие пародии на живых людей. Это не люди – тахтоны ждут в аду под землей! И ждут не Джошуа Редмана, самозваного спасителя – они ждут мерзавца-дьявола, отобравшего у Джоша его тело! Дьявол хочет вытащить бесовскую свору из пекла на землю!
Боже правый!
«Когда тахтон впервые заговорил со мной, он говорил не по-нашему. Это я слышал его так, как если бы чертов призрак свободно болтал по-английски. Сейчас я вижу ад, его родину, куда не раз попадал во сне – и вижу так, словно это Осмака, Канзас, Иллинойс: пристань, пожар, катастрофа. Близкие мне люди ждут спасения. Дьявол морочит меня, искушает! Переводит увиденное с языка на язык!»
– Сазерленд! Макс Сазерленд!
Громовые раскаты врываются в бесплотные уши Джошуа Редмана. Глас Господень рушится с самих небес:
– Сазерленд, будь ты проклят!
Джош встряхивается мокрым псом. Горящий ад, тахтоны, ждущие на обугленной пристани, меркнут, исчезают. Серная вонь истончается, пропадает. Но перед глазами полыхает пламя – не багровое, алое. Да это же восход! Солнце встает. Сколько часов он проторчал над черным провалом, глядя в бездну преисподней?!
К лагерю подъезжают всадники. Десятка два, не меньше.
Все они вооружены.
2
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
Стол орехового дерева. Столешница крыта зеленым сукном. Если поставить сверху колесо рулетки, кабинет мэра превратится в казино.
Ставки сделаны. Если нет, они вот-вот будут сделаны.
– Мистер Пирс! Рад, что вы приняли мое приглашение!
Мэр поднимается навстречу, не выходя из-за стола. Руки раскинуты в стороны – мистер Киркпатрик показывает, что готов обнять гостя, что уже фактически обнял, но в принципе не настаивает. Это в любом случае не может стать настоящими объятиями – мешает стол. Но это избавляет мэра от необходимости протягивать Пирсу руку. Похоже, кое-кто отказывал мэру в рукопожатии, ставя мистера Киркпатрика в неловкое положение.
