Понятные-непонятные слова тахтона. Фигуры в черном омуте преисподней. Смена обликов: угловатые бесы, обычные люди, знакомые Джошу. Смертельно больной, заживо разлагающийся старик. Бледный, едва различимый призрак, готовый истаять и расточиться в любую минуту. Это уже не цветочки, сэр, это ягодки! Ягоды с одного адского поля! Сам дьявол подрядился к Джошуа Редману в переводчики. Сатана толкует свои хитромудрые штучки на понятном английском, переворачивает карту то джокером, то рубашкой кверху.
Смеется:
«Гляди, тупица! Это чтобы ты смог уразуметь, что к чему!»
– Вы тоже призрак, сэр?
– Увы, молодой человек.
– Джошуа Редман, сэр. Заместитель шерифа.
Трудно найти слова, которые прозвучали бы глупее. Тем не менее, мистер Пирс улыбается.
– Рад знакомству, мистер Редман. Поверьте, я действительно рад. Наконец-то я могу поговорить с кем-то, кто меня понимает. Вы читали «Необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка»? Впрочем, неважно. Какое это счастье – встреча с человеком, который видит и слышит меня в этом гнусном облике! С человеком, кто не принял бы меня за умалишенного, окажись я в своем теле.
– Она! Ваша падчерица! Почему она меня не заметила?!
– А должна была?
– Тахтон сказал: она его видела!
– Тахтон? Выходит, они все так себя называют. Мой тоже назвался тахтоном, когда мы встретились в Чикаго. Слыхали о великом пожаре? Сотни людей погибли, да. Я бежал к берегу Мичигана, желая укрыться там от огня, и наткнулся на него… Проклятая корова!
– Корова, сэр?
– Корова семейства О’Лири. Она опрокинула керосиновую лампу, с этого все и началось.
Старческая болтливость невыносима. Хуже только старческое слабоумие. В преклонном возрасте такое случается, сэр. Бенджамен Пирс не только выглядит как древний старик, он и ведет себя так же.
– Простите, сэр! И все-таки, почему ваша падчерица меня не заметила?
– Рут? Не заметила, конечно… Как вы сказали, вас зовут?
– Редман, Джошуа Редман, сэр. Признаться, я огорчен до глубины души. Она видела моего тахтона. Я надеялся, увидит и меня.
– Ну да, ну да, я вас понимаю… Жизнь невидимки – самое отвратительное, что только можно представить. Нет, смерть невидимки еще отвратительней! Посмотрите на меня, мистер Редман. Нет, лучше не смотрите. Я умираю, знаете ли. Мне уже недолго осталось.
– Ваша падчерица. Мисс Шиммер. Рут.
– Да?
– Вам известно, почему она меня не увидела?
Джош говорит раздельно и внятно. Не торопясь. Делая паузы. Акцентируя каждое слово. Прежде чем продолжить, он ждет, чтобы сказанное дошло до собеседника. Так говорят с умственно отсталыми. С маленькими детьми. Со стариками, впадающими в детство.
– Рут? Моя девочка?
Мистер Пирс растерянно моргает. Впору поверить, что его только что разбудили.
– Вы знаете, что она у меня шансфайтер?
В голосе отчима звучит гордость.
– Знаю, сэр.
– Ну и вот.
– Что – вот?!
– Вот почему она вас не видела. Она смотрела на вас как обычный человек, мистер… Редман?
– Да, мистер Редман.
– Она смотрела на вас не так, как смотрят шансфайтеры перед выстрелом.
– Точно!
Джош хлопает себя призрачной ладонью по призрачному лбу. Спасибо Пирсу, но мог бы и сам догадаться!
«Она видела. Смотрела. Они так смотрят перед тем, как выстрелить. Она думала, ты цель. Не видела тебя-цель. Видела: некуда стрелять. Видела меня.»
Надо заставить Рут Шиммер посмотреть на Джошуа Редмана так, как смотрят шансфайтеры перед выстрелом. Но как это сделать? Старик тут вряд ли поможет. Проповедника, чтоб он сгорел, и заставлять не надо, но проповедник Джоша не устраивает. Этот посмотрит и сразу пальнет в тебя несчастьем размером с племенного быка. Какие тут разговоры?
– Спасибо, сэр! Простите мое любопытство, но давно ли вы находитесь в таком прискорбном состоянии?
– О, я многое могу вам рассказать, юноша! Давно ли?
Мистер Пирс в задумчивости морщит лоб. Из язвы над правой бровью вытекает капля гноя. Срывается, падает в пыль у ног старика. С шипением пузырится, испаряется. Джош ждет зловония, но запаха нет. Когда он вновь обращает внимание на мистера Пирса, тот – бесплотная тень. Неужели тень стала бледнее, чем до того?
– Год? Больше? – бормочет старик. – Я пытался! Пытался вернуться. Он еще пускает меня в тело. Жаль, это случается все реже. Поначалу я был ему нужен… Он сам говорил! Мол, буду пускать! Это нужно нам обоим! Теперь не нужно. Ему не нужно… Я скоро умру, мистер Редман. Мне недолго осталось…
Год, вздрагивает Джош. У меня есть год, или даже меньше. Потом я превращусь в разлагающуюся слабоумную развалину. «Если ты временами не будешь возвращаться, ты погибнешь раньше, чем следует. Расточишься, иссякнешь.» Гаденыш, ты умолчал о том, во что я превращусь, прежде чем расточиться!
Нет, Джошуа Редман не намерен смиренно гнить заживо. Только не Джошуа Редман, сэр!
3
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
– Молодой человек! Мистер Редман! Вы ведь не уйдете?
– Не уйду, мистер Пирс. По крайней мере, сейчас.
– Я так давно ни с кем не беседовал по-человечески. Умоляю вас…
– Я не уйду, мистер Пирс.
– Вы не пожалеете! Я старше вас, я многое могу вам рассказать… Только давайте присядем, с вашего позволения? Вон там, на крыльце. В последнее время ноги меня плохо держат.
– Конечно, мистер Пирс. Идемте.
До крыльца Бенджамен Пирс ковыляет целую вечность. По дороге от его штанов отваливаются неприятного вида лохмотья. Шипят в пыли, исходят желтоватым дымком, расточаются. Мистер Пирс разваливается на глазах – это не фигура речи, сэр, и дело не в штанах.
Наконец старик с кряхтением усаживается. Джош устраивается рядом. Вечереет, ветер закручивает пыль смерчиками, гоняет их по площади. Он словно создает собственных призраков, играет с ними, а когда ветру наскучивает забава, бросает творения на произвол судьбы. И те оседают на пропеченную солнцем землю безжизненными горстками праха.
Вот так и мы, с тоской думает Джош. Пирс что-то бормочет, но Джош не вслушивается: обычная старческая болтовня, сэр, ничего интересного. Впрочем, кое-что привлекает его внимание.
– Что вы сказали, сэр? Хочет сделать это снова?
– Да, хочет. Опять! Он уже делал это, но дело сорвалось. Он хотел вытащить целую сеть рыбешек, а вытащил только одну.
– Вытащил? Нельзя ли поподробнее, сэр?
